Тамара Воронина - Перемещенное лицо. Триада

Забавно. Он хотел сделать приятное Гаю. Им нужна свежая кровь, а ему – нет. Так что пусть.

Гай вернулся, когда Дан уже искал в его гардеробе хоть какие-то штаны.

– Мое тебе будет мало, – сообщил он, бросая на диван сверток. – Но одежду я тебе принес.

– Гай… – начал Дан, почувствовал страсть и пафос в голосе, а голый человек, рассуждающий со страстью и пафосом, – это очень смешно. Он замолчал, сел на диван и подпрыгнул – стало очень больно, разозлился на себя сверх меры.

– Не надо, – тихо сказал Гай. – Думаю, я тебя понял. Стоит оно того? Ты сможешь с этим жить.

– Я не хочу! – заорал Дан. – Считай меня слабонервной барышней или полным идиотом – мне плевать, я сам…

– Хорошо. Я обещал. Значит, сделаю.

Дан опустил голову.

– Прости, Гай. Но я действительно не хочу. И знаешь… если тебе нужна кровь… мне-то все равно.

– Мне нужна кровь, – медленно произнес Гай. – Ионы серебра вымываются из организма вампира свежей кровь.

– Ну так пей.

Со стороны это выглядело однозначно: к совершенно голому мужчине неторопливо приближается другой мужчина, хотя и одетый, и, склонив голову, целует первого в шею. Это и было похоже на поцелуй. Укус Дан почувствовал, вздрогнул, но боль мгновенно прошла. Наверное, в слюне или зубной эмали вампиров содержатся анестетики. А потом это еще больше напоминало поцелуй. Было приятно. А что? Чьи-то (мужские!) холодные губы нежно посасывают тебе шею – именно это и есть поцелуй…

Гай вдруг отшвырнул его. Дан шмякнулся на диван, ойкнул и саркастически осведомился:

– Что, невкусно?

– Вкусно, – глухо ответил Гай. – У тебя очень хорошая кровь. И мне нужна кровь. Но я не могу.

– Почему? – удивился Дан. Сидеть было не так уж больно. И на душе было не так уж и плохо. Даже некоторая эйфория наблюдалась. – Этические соображения мешают?

– Мешают.

Плечи Гай поникли. Он помолчал несколько минут.

– Напрасно я тебе пообещал. Ты можешь справиться – и ты справишься. В конце концов ты не первый униженный в любом из миров. И не последний.

Дану очень хотелось умереть. Очень. Возможно, если бы был еще какой-то способ забыть , избирательное уничтожение памяти или пусть даже полное, пусть и лоботомия с последующим идиотическим счастьем, только бы не помнить, как чужие (и не женские) ловкие пальцы расстегивают на нем штаны и мгновенно сдергивают их до колен вместе с трусами, как отработанные движением его устанавливают на четвереньки и первый удар обжигает выставленные на всеобщее обозрение ягодицы…

– Пожалуйста, Гай…

– Хочешь умереть с пользой. Это тоже мне мешает. Ты должен жить, Дан.

– Кому я здесь должен?

– Себе, – не поворачиваясь, ответил Гай. – Ты должен только себе самому.

Нельзя сказать, чтоб так вот сразу и рухнула последняя надежда на справедливость. Веревку, например, можно найти и в казарме, или действительно кинжалом по горлу, или на стену залезть и башкой вниз, как в бассейне. Но засела в мозгах одна фраза: «умереть с пользой».

– Гай…

– Я не стану тебя пить, Дан. И помогать тебе не стану. Я нарушаю клятву.

– Ладно, брось. Ты и не клялся. – Дан вздохнул и развернул сверток. – Не стоило на одежду тратиться.

– Я должен был тебе две короны. Еще с первого раза. В том, что твоя одежда испорчена, косвенно виноват и я. Ты умойся. Рубашку запачкаешь.

Дан послушно налил в таз воды и вымыл шею. Крови-то чуть. И вполне голливудского вида проколы в области сонной артерии. В зеркале отражалась спина Гая. Вампиру отражаться не положено, потому что он и вовсе нежить…

– Не спеши, Дан. Ты успеешь еще умереть. Это как раз легче легкого. Жить труднее.

– Ну суди меня, Гай.

– Не сужу. Я не останавливаю тебя. Не стану следить за каждым твоим шагом, хотя мог бы. Я прошу тебя, Дан. Не спеши. Умереть успеешь, а пожить – нет. Я знаю… нет. Я не знаю, насколько же тебе плохо сейчас. Ты отбрось обстоятельства. Ты же сможешь. Да, много навалилось сразу, но, Дан, такие, как ты, должны жить. Немногие пожалеют вампира. Немногие считают, что судить за намерение нельзя. Немногие вмешаются, когда соотношение один к четырем. И немногие скажут правду герцогине.

– Это не от ума.

– Не от ума. Но сейчас, если ты снова окажешься перед ней, ты начнешь поспешно говорить о своем мире, Дан, или напомнишь ей, что не клоун и не обезьянка жонглера?

– Она обещала меня повесить, – усмехнулся Дан, – а с моим нынешним настроением…

– Вот именно – нынешним. Любая боль проходит. Тебя унизили, так ты еще своей смертью их порадовать хочешь? Не порадуешь. Они там уже забыли о тебе. Во внешнем городе о том, что случилось, не узнает никто и никогда. Если хочешь побыть один – иди. Но лучше останься. Может, мне удастся отговорить тебя от смерти. Я очень тебя прошу, Дан, выдержи это испытание. Не сломайся.

Дан смотрел в черный затылок вампира не без ошалелости. Голос у Гая был тихий и ровный, не то чтоб совсем уж без эмоций, но без надрыва. Ну что ему до случайного в этом мире человека? Жизнь спас? Ну так умен не шибко, абориген бы, подсчитав неутешительные пропорции, просто свернул бы за угол, стражу искать, благо ее здесь не намного меньше, чем правонарушителей. И уж Гай это понимает. Понравился чем-то? Да настолько, что от лакомства – свеженькой крови – готов отказаться?

– Гай, почему мне стало так хорошо?

– От укуса. Это не настоящее настроение. Не верь ему. Пройдет. И тебе снова станет очень плохо. А хочешь, я тебе еще водки достану?

Дан отмахнулся. Водка помогает после первой поллитры и до второй, до первой – еще мозги работают, после второй… нет, будем самокритичны, на середине второй, – ты уже и не человек.

Дан еще раз посмотрел в неподвижную спину вампира. Хрупкий юноша, как же. А куртка другая. Без маленькой дырочки на спине. Заштопают или выбросят. Тряпки здесь дорогие (сказывается отсутствие синтетики и китайских «челноков»), наверное, даже состоятельные господа вроде Литов относятся к ним бережно.

– Я попробую, Гай.

– Если ты попробуешь, у тебя получится, – убежденно ответила спина. Почему он не поворачивается? – Прости, что не смотрю на тебя. Боюсь не удержаться.

– Если ты сделаешь еще несколько глотков, я не умру от потери крови.

– Не умрешь. Но ложное настроение станет сильнее, и ты можешь наделать глупостей.

– А если я останусь здесь?

– Все равно. Я не хочу применять силу.

– Почем тебе это так важно?

– Не знаю. Не спрашивай. Просто хочу, чтобы ты остался. Чтобы ты был.

Дан потоптался на месте, чувствуя себя последним идиотом, но надеясь, что это тоже ложное настроение. Надо подумать, но чертова эйфория мешает думать. Дурдом. Из него кровь пили, а ему понравилось. Надо… что надо? Отвлечься от этой спины и неприятно легких длинных волос. Уйти в пустую большую казарму, щедро отданную в его пользование… подмести там, что ли, и впрямь грязно.