Токацин - Зелёный рассвет

И снова Фрисс сидел в комнате для дезактивации и купался в неведомых веществах вместо чистой речной воды. Правда, в этот раз он не так извалялся в пыли мёртвого города, а излучение от остатков альнкита не могло на него "налипнуть". Но это не помешало Гедимину вколоть ему флоний — по словам сармата, с момента последней инъекции прошло слишком много времени, пора упрочнить защиту… Фрисс тоскливо покосился на кувшин с хумикой, но понял, что отметить победу над Фойстами ему не суждено. Что же, он их и не победил.

Царапина на скуле была на вид безобидной, но долго болела, несмотря на воинский бальзам и растворы, найденные Гедимином. Фрисс был уверен, что если бы сармат не вымывал из ранки что-то невидимое с таким усердием, она так не разболелась бы. Иногда он не мог открыть глаз — так тянуло и дёргало всю щёку.

Изыскатели снова покинули Город и сидели у Реки ещё три дня. Фрисс был только рад. Что думал Древний Сармат, осталось неизвестным. Поиски его что-то не спешили увенчаться успехом…

— Гедимин… Если у моих предков были альнкиты, у них и станции были? — осмелился спросить Речник, когда увидел, что Гедимин вернулся в благодушное настроение. Сармат даже убрал прозрачную пластинку со шлема и смотрел на гладь Реки незащищёнными глазами. "Как он выглядит без скафандра?" — думал порой Фриссгейн. Казалось, что броня приросла к сармату намертво…

— Да, — кивнул Гедимин и с большой неохотой продолжил. — Вы расщепили атом раньше нас. Вы создали первую бомбу и первый реактор. Нас ещё в проекте не было, когда Брайан Вольт синтезировал ирренций. И даже ЭСТ-излучение нашёл и измерил человек, а не сармат. У вас были станции… на одной из таких я начинал работать.

— В этом городе… Нью-Кецель? — подпрыгнул на месте Речник. Наверное, он стал первым человеком, который услышал от сармата столько лестного о своей расе. Надо будет пересказать это Халану!

— Нью-Кетцаль, — машинально поправил Гедимин и посмотрел на Фрисса с удивлением. — Ты что, запомнил?

Фрисс молча кивнул. Сармат пожал плечами.

— Что ещё сказать… После Третьей войны вы отдали свои станции нам — чтобы не держать такие опасные и грязные альнкиты у себя. И с тех пор любая атомная энергостанция называется сарматской. А я видел много альнкитов и станций с тех пор, как покинул Нью-Кетцаль. Строил их, следил за ними, распутывал стержни и разбирал обломки. А теперь я хожу по городу, где ирренций втоптали в землю и вплавили в стены, и где вместо энергии получили от него смерть. Неприятно…

Он замолчал и спрятал глаза под прозрачным щитком. Фрисс несколько раз пытался что-то сказать, но тут же передумывал.

— Гедимин… — решился он наконец. — Ты знаешь столько всего… про нашу и вашу историю, про ирренций и излучения… А что насчёт Применения? Ты… помнишь ту ночь?

— Помню. Такое не забудешь, — сармат склонил голову. — Не сейчас. Как-нибудь расскажу, но не сейчас…

…У Фрисса осталось совсем мало человеческой еды — одна рыбина, кусок Листовика, пряности и хумика. На день, не больше. Он вздыхал и смотрел на Би-плазму, шевелящуюся в контейнере под рилкаровой плитой. Гедимин заверил, что Би-плазмы на двоих хватит и ещё останется. При всей несъедобности это вещество отличалось ценным качеством — оно отращивало съеденную массу. Фрисс боялся, что Би-плазмы-то хватит, а вот духу питаться ею столько дней — нет…

К этой вылазке Гедимин готовился особенно тщательно, проверяя все приборы и каждую заклёпку скафандра.

— Рискнём пробраться на завод, — сказал он Фриссу. — Надеюсь, Иреглан хорошо потрепал Стинка, и население завода уменьшилось. Проберёмся со стороны Центральной улицы, с тылов, походим по развалинам корпусов, возможно, спустимся в подвалы. Там есть люки и туннели на любой вкус. Я снова буду прощупывать почву, посылать сигналы вниз, а ты смотри по сторонам. С крысами ты справляешься недурно.

— Завод? А станки там есть? Древние машины для полезных ремёсел? — оживился Фрисс.

— Такие же станки, как на космодроме корабли, — покачал головой сармат. — Не прикасайся к металлу! Фрил и рилкар, если приспичит, можешь подбирать, но металл не трогай…

Наверное, Стинк не успокоился на одном неудачном походе — окрестности космодрома кишели крысами-переростками. Из-за ограды то и дело кто-то начинал вопить. Фрисс не прислушивался — он хотел проскочить это место как можно быстрее. Гедимин что-то сделал со своим оружием, что поток плазмы стал совсем тонким и невидимым, а вот жар и смертоносное излучение остались — и успешно уничтожали бурых разведчиков и серых воинов, подошедших слишком близко. Гедимин не хотел, чтобы выжившие навели на него всю стаю…

— Они облучаются от кораблей, набираются сил и направленно мутируют, — злым шёпотом пояснил сармат, когда они удалились от выбитых ворот космодрома. — Скоро выйдем на Звёздную Площадь, надеюсь, там их меньше…

— Звёздная Площадь? Она хранит память о войне? — спросил Речник. Почему-то все площади этого города были связаны с войнами.

— Это память о полётах, — сказал Гедимин, и Фриссу показалось, что он улыбнулся.

Девять кругов металлической ограды было в центре этой площади, выстланной чёрным рилкаром в мелкую белую звёздочку. За кругами стоял огромный небесный корабль — раза в два больше тех, что покоились на космодроме. Пучок скользнул когда-то по его боку, оставив оплавленную и пузырящуюся полосу.

— Хороший корабль и хорошее место! — Речник пытался разглядеть нос звездолёта. — А где же храм городского божества? Всё забываю спросить…

Сармат странно вздохнул, но ответил обычным голосом:

— Боюсь, такого здания в этом городе нет. У твоих предков не было такого скопища богов, как у твоих сородичей.

— Ты хочешь сказать, что хватало лишь крупным городам? Это несправедливо! — Фрисс сделал вид, что не заметил насмешки. — Все имеют право на помощь, защиту и покровительство.

Гедимин вздохнул. Речник покосился на него, но не стал затевать спор. Кому поклоняются сарматы, он даже представить не мог. Альнкитам, наверное. Или Звезде Урана.

Ярко-синий Клоа вылетел из окна и зигзагами промчался над улицей, снова Гедимину пришлось забиваться в тень и собирать на себя ирренциевую пыль со стены. Фрисс, зажатый в угол, обратил внимание на эту стену — она была ярко-жёлтой, как его скафандр, и фрил совершенно не потускнел за пять тысячелетий. Когда Клоа сгинул, Речник смог увидеть и всё здание — по городским меркам невысокое, но длинное, с выступающими из ровной стены полукруглыми башенками и странными окнами, будто хорошие зеркала, отражающими всё вокруг.

— Гедимин, можно зайти сюда? — спросил Речник. — Только посмотрю, что это такое.

— Хорошо, — сармат не стал возражать, но вошёл первым. Предосторожность оказалась излишней — Клоа улетел, больше тут никого не было.