Андрей Легостаев - Замок Пятнистой Розы

Трэггану улыбнулся жене, одернул на себе одежды и направился к воротам.

Первым, кого он увидел в свите короля Сераггану был приосаненный и переодетый в должные одежды, ничуть не напоминающие утреннюю рвань, монах Иераггу.

Мейчон умел засыпать сразу, когда это необходимо. На сырой ли земле, на ветви дерева, либо на мягкой перине.

Но сейчас, лежа на кровати у окна, выходящего, как и окно верхнего кабинета Трэггану, не на главную улицу квартала, а на ту, по которой идут торговцы, слушая как в ночи скрипят телеги и покрикивают охранники, он не мог заснуть. То есть — пока не хотел. Он желал разобраться в событиях дня, в своих чувствах.

Сейс больше нет. Одно это требовало осмысления. То, что помогало ему четыре года выжить — ушло навсегда…

Ушло навсегда, безвозвратно. То есть, конечно, он не потерял способность любить, но любит он ту, что ушла в Царство Мертвых. И есть шанс пасть к ногам Димоэта, говорят, такое случалось, и просить его любыми подвигами позволить вернуть Сейс в мир солнца. Говорят, такое случалось.

Говорят.

Мейчон не верил в это. Но он попробует. Он обязан сделать то, что может, даже если нет ни тени надежды. Победит на турнире Димоэта, в восьмой день займет положенное место в Храме и использует свое слово не для благодарности — для нижайшей мольбы. Но он не верил.

Никто не возвращается из царства мертвых — не в легендах и сказках при костре — а в реальной жизни. Мейчон был достаточно умудрен опытом, чтобы понимать — Сейс он больше не увидит. Никогда.

Он не привык загадывать дальше завтрашнего дня. Всю прошлую жизнь, его мотало как листок по ветру. Заплатили, приказали — воевал; встретил преграду на пути — убрал. Зачем, для чего жил? Как-то не приходилось задумываться, а если вдруг случайно и появлялись подобные мысли — гнал их прочь. Димоэт захотел — живет, не захочет — переселит в царство мертвых. И ничего не сделаешь.

Семьи у Мейчона не было — отец наскреб денег для отправки сына в монастырь боевых искусств и сгинул. Матери Мейчон не помнил, братьев-сестер не имел. И жил, как жил. И не жаловался, а даже был доволен. До тех пор, пока не встретил Сейс. И мир в миг стал другим — для него. Приобрел смысл. Появилась цель. И четыре года он жил тем днем, что настанет завтра. И он выполнит задуманное. Что будет делать потом — зачем гадать? Все во власти Димоэта.

К тому же, Мейчон сейчас не такой, как был до острова Брагги — там многому научат, не только выживать тогда, когда нет возможности выжить. Но и выжив, не растратить жизнь в кабаках и дурацких драках, где нет равных, а стремится… Куда, зачем? Вверх. Жить. Любить и быть любимым. Иметь верных друзей.

Трэггану… Почудился Мейчону запах Каурры сегодня на Ристалище Чести? Вполне вероятно. Зачем мучиться: показалось-не показалось? Он не в силах ничего изменить. Если друга опять вызовут на бой, если ему будет угрожать опасность — Мейчон обнажит меч. Если будет рядом, конечно… Дай, милостивый Димоэт, чтобы он был рядом, случись такое…

Сегодняшний пир несколько удивил Мейчона. Он никогда не бывал на пиршествах, где присутствовали столь высокопоставленные особы, как король одной из самых развитых и сильных держав Аддакая. Его величество король Сераггану внешне не произвел на Мейчона большого впечатления — стареющий мужчина с лысиной и довольно обрюзгшим лицом.

Но каким-то странным образом, король затмевал всех присутствующих. Ел мало, был скуп на слова. Объявил о своем решении просить у Великого Димоэта разрешения построить дамбу к первому острову Итсавгану, дальше соединить все остальные мостами и насыпями, где как, и поставить на самом большом аддакан — дабы нести свет и порядок несчастным островитянам. Через час после начала торжественного обеда его величество поблагодарил хозяина дома и ушел, взяв с собой лишь охрану и оставив многочисленную свиту досаждать Трэггану.

Мейчон видел, как с уходом повелителя друг вздохнул облегченно, но именно тогда самые сложности для него и начались. Во-первых, молчавший до того монах Иераггу, уже не истошно-истерично, а вполне здраво, хотя и самоуверенно и вызывающе, начал рассуждать о новом веянии в политике государя.

Трэггану хотел было укоротить его, но вмешался посол Наррэгу, заявивший, что самолично отведет монаха к палачам Ристалища Чести для публичной порки. Разгорелся жаркий спор — во-первых, монах не призывал к тому, за что потерпел поражение, а во-вторых, сам его величество сказал, что…

Мейчону было невероятно скучно. Разглядывать многочисленных жеманных красавиц, сидевших за столом, не было ни малейшего желания. Одна Млейн могла радовать взгляд, но супруга друга такое запретное табу, что Мейчон почти инстинктивно не смотрел в ее сторону, а если смотрел, то лишь чтобы порадоваться за Трэггану. И сидел, ковыряя в тарелке яства, о существовании которых за четыре года напрочь забыл, и думал — обидит он хозяина дома, если тихо удалится или нет?

Как высказался Трэггану: пир в первый день не самый длинный — в полночь через аддаканы повезут товары купцы, а кому ж охота слушать сквернословие погонщиков или, что гораздо хуже, быть задетым грязным охранником… Другое дело — пир в последний восьмой день, когда аддаканы будут закрыты для торговцев целых три дня, а все ночи на улицах будут веселиться горожане. К тому же, сегодня все берегли силы для восьми дней празднеств.

Когда почти все гости ушли, а слуги принялись убирать пиршественный зал, Трэггану едва стоял на ногах от усталости.

— Мейчон, — обратился он к другу, — если я не проснусь к началу Состязаний, ты простишь меня? Я не сомневаюсь, что в первом-то бою ты победишь. А ко второму я буду.

— Можешь приходить к предпоследнему поединку, — улыбнулся в ответ Мейчон. — Там-то уж противник будет настоящий, не то, что сегодняшние малкирцы…

— Кстати, — заметил Трэггану, — вполне возможно, что они тоже прибыли на Состязания Димоэта. И ты снова можешь встретиться с кем-нибудь из них.

— Это было бы совсем просто, — сказал Мейчон и зевнул — то ли скука взяла от такой перспективы, то ли действительно устал и хотел спать.

Состязания Димоэта проводились по довольно простой и строго соблюдаемой уже сотни празднеств системе. На следующий день после пробуждения аддаканов проходит первый этап — куда допускались все желающие без различия имен, званий и заслуг, внесшие взнос в двенадцать золотых.

Второй этап Состязаний — в восьмой день, главное украшение празднеств Димоэта. Только победитель первого дня мог участвовать во втором состязании, где мерились силами представители знатнейших родов. Если же он побеждал хотя бы в трех поединках, ему отсекались мизинцы и сам Димоэт посвящал его в эллы — заветная мечта любого воина, возможность основать собственный род!