Фриц Лейбер - Валет мечей

Пользуясь тем, что его не видно, Мышелов цинично улыбнулся. По опыту он знал, что Хисвет – большая мастерица по части неприятных сюрпризов. От удовольствия он почти забыл о тяготах собственного положения. Всю свою жизнь любил он вот таких миниатюрных, хрупких женщин. Ему вспомнилась Черная Лилия, его возлюбленная тех времен, когда он занимался вымогательством для Пульга, а Фафхрд уверовал в Иссека. Рита, бывшая рабыня Глипкерио. Ививис из Квармалла, гибкая, как змея. Чистая, трагическая Ивриана, чьим аристократическим амбициям он потакал. Сиф, разумеется. Ивлис Овартамортес тоже не раз согревала его постель. Итого семь, включая Хисвет. Да, и еще одна, тоже горничная, – он не мог вспомнить ни ее лица, ни имени, но помнил, что в свое время она была особенно желанна, потому что долго оставалась недоступной. Да кто же это был? Ну хоть маленькую зацепочку, тогда бы он вспомнил! С ума сойти можно! Разумеется, доводилось ему любить и более крупных женщин, но это ускользающее воспоминание заставляло его думать только о тех, что были ниже его ростом. Этакая коллекция дорогих его сердцу малышек. Казалось бы, в собственной могиле (надо смотреть правде в глаза, так оно и есть) человек может позволить себе думать о чем угодно, так нет же, даже здесь постоянно что-то отвлекает: нужно заботиться о дыхании, отплевывать грязь, не забывать следить за тем, что происходит впереди и сзади, – прямо как Четверочка, подумалось вдруг ему, хотя ей, бедняжке, это мало помогло. Воспоминание о ней вернуло его к реальности, и он снова обратился к разыгрываемой перед ним сцене.

Хисвет повернулась к пострадавшей:

– А теперь, Четверочка, отойди подальше и встань лицом к стене, пока я буду совещаться с Троечкой. И перестань распускать нюни! Возьми свое платье и оботри лицо.

Хисвет подвела Троечку к изголовью кровати, поставила пустой бокал на столик и заговорила так тихо, что Мышелов, даже несмотря на сверхъестественный слух, еле-еле мог разобрать слова:

– Как я понимаю, ты не нашла ни Открывателя, ни чего-либо еще?

– Нет, дражайшая демуазель, я ничего не обнаружила, – ответила темноволосая горничная, а затем почти сценическим шепотом продолжала:

– Я уверена, что она его проглотила. Я предлагаю дать ей сильного слабительного, а если не поможет, то и рвотного. А можно и то, и другое разом, для экономии времени.

Последние слова товарки достигли слуха Четверочки – это было видно по тому, как она, точно в ознобе, свела, плечи.

Хисвет отрицательно покачала головой и продолжала так же тихо, как и прежде:

– Думаю, не стоит, хотя при других обстоятельствах это было бы забавно. Пока же пусть думает, что все обвинения в воровстве с нее сняты. – Она обернулась и произнесла:

– Поздравляю, Четверочка, твоя коллега полностью тебя оправдала! Разве это не чудесно! Ну а теперь иди же сюда скорее. Нет, не надевай платье. Брось эту тряпку. Тебе нужно потренироваться прислуживать голой – ты должна научиться делать это так же хорошо, спокойно и изящно, как в одежде. Кроме того, есть вещи, которые лучше всего удаются в костюме от матушки-природы. Сейчас и начнешь. – С этими словами дама в фиолетовом платье зевнула и потянулась. – Как меня разморило. Четверочка, твой новый срок службы у меня (шутка, дорогая) начнется с того, что ты принесешь мне большую подушку с изголовья кровати.

Та принесла большую лимонно-желтую подушку и встала, держа ее на вытянутых руках, в ожидании дальнейших распоряжений. Хисвет указала хлыстом на угол кровати и, после того как девушка опустила туда свою ношу, улеглась, передав хлыст в руки горничной:

– Подержи. – Устроившись поуютнее, она приподнялась на локте и, кивнув Троечке, сказала, показывая другой рукой на ковер у кровати:

– Троечка, поди сюда. Я хочу кое-что тебе показать.

Когда темноволосая горничная, сгорая от любопытства, приблизилась, Хисвет вновь опустила увенчанную короной серебряных волос голову на подушку, составлявшую выгодный контраст с ее темным платьем, и произнесла:

– Наклонись поближе. Пусть это будет нашей тайной. Четверочка, стань подальше.

Но стоило только Троечке нагнуться, как Хисвет тут же начала придираться:

– Не сгибай колени! Не висни надо мной, как обезьяна. Держи ноги прямо!

Горничной удалось выполнить требования хозяйки, не потеряв при этом равновесия, только сильно прогнувшись в пояснице, отставив зад и вытянув назад прямые руки.

– Но, демуазель, – робко начала горничная, – когда я наклоняюсь, мое короткое платье задирается так, что сзади все видно. А ведь белье носить ты запретила.

Хисвет улыбнулась.

– Совершенно верно, – был ее ответ, – и такой фасон платья придумала тоже я, для того чтобы горничная, понадобись ей поднять что-нибудь с пола, не наклонялась, как крестьянка в поле, а плавно опускалась в реверансе, не склоняя головы и не сгибая спины. Это гораздо более культурно и изысканно.

Троечка нерешительно возразила:

– Но ведь чтобы поднять что-нибудь с пола, не сгибая спины, нужно присесть, а ты велела не сгибать колени.

– Это совсем другое дело, – нетерпеливо прервала ее Хисвет. – Я также велела тебе опустить голову.

– Но, демуазель… – заикнулась было Троечка, но тут Хисвет протянула руку и больно, с вывертом, ущипнула ее за мочку уха. Девушка заверещала. Хисвет выпустила ее ухо и, поглаживая горничную по щеке, успокаивающим тоном произнесла:

– Ну, ну, все хорошо. Я только хотела, чтобы ты прекратила глупую болтовню и выслушала меня наконец. Вот что я тебе скажу: пока ты обыскивала Четверочку, мне стало совершенно очевидно, что ты не меньше нее нуждаешься в усовершенствовании твоих знаний в искусстве наслаждений, а поскольку ты – моя любимая горничная, и ничья больше, то я об этом и позабочусь. – И, протянув руку, она обхватила ладонью шею Тройки и быстрым, но тщательно продуманным движением притянула к себе ее голову, одновременно повернув свое лицо влево так, чтобы ее губы встретились с губами девушки, которой удалось не упасть только благодаря тому, что она оттопырила зад еще дальше и изогнула поясницу еще сильнее.

«Так и знал, что этим кончится, – подумал Мышелов. – Но можно ли обвинять милашек в том, что их время от времени влечет друг к другу, ведь их вкусы ничем не отличаются от моих. Странно, подумать только, мы с Фафхрдом столько лет вместе, но у нас ни разу не возникало желания слиться в любовном экстазе. Может быть, это ненормально? Надо будет как-нибудь спросить, что он думает об этом. Тогда уж и Сиф нужно спросить, не развлекались ли они подобным образом с Афрейт… да нет, чего уж тут спрашивать, и так понятно, что Афрейт могла бы вожделеть к моей малютке Сиффи, но вот чтобы она хотела эту подпорку для фасоли – трудно поверить».