Андрей Денисенко - Ненавижу колдунов!

Инмесфея небрежно взмахнула рукой, и тяжелые створки дверей распахнулись. В проем звучно шагнули гвардейцы караула. Не говоря ни слова, Повелитель Берегов резко развернулся и вышел, на прощание обменявшись с генералом Вайном мимолетными взглядами.

На протяжении всего времени, пока он в окружении телохранителей шел по переходам и галереям Дворца, пока салютовал, исполняя обязательный церемониал отбытия, почетный эскорт гвардейцев, пока подавали к парадной лестнице роскошные носилки с балдахином, Повелитель Берегов сохранял на лице мрачноватое и несколько озабоченное выражение ровно в тех пропорциях, какие предписывал дворцовый этикет. И только оказавшись за темными занавесями носилок, Ааритайн ре Сайнселл позволил себе торжествующе улыбнуться.

– Этого достаточно? Ты доволен? – негромко спросил он в пространство.

– Я узнал даже больше, чем надеялся, мой повелитель, – немедленно прозвучал ответ. Казалось, слова исходят ниоткуда, сразу со всех сторон. – Я увидел и услышал все, что требовалось. И я преклоняюсь перед вашей мудростью, милорд.

Повелитель Берегов рассмеялся.

– Да, не могу сказать, что это было просто. Я уж думал, никогда не сумею заставить старую дуру взять Книгу в руки.

– Но вам это удалось, милорд. И теперь я знаю, как срабатывают защитные заклинания. Я почувствовал их, милорд. А остальное… она проболталась сама.

– Ты сумеешь справиться ее чарами?

– Да, милорд. Потребуется некоторое время, чтобы изготовить талисманы… но это не слишком долго.

– Я возлагаю на тебя большие надежды, Маглос. И знай: награда тоже будет велика.

– Да, мой повелитель…

Ощущение близости собеседника стало таять, затем исчезло. Колдовство рассеялось.

Ааритайн ре Сайнселл глубоко вздохнул и мечтательно прикрыл глаза, погружаясь в собственные мысли. Еще совсем недавно он и подумать не смел тягаться в могуществе с самой Инмесфеей, Царицей Ветров, но теперь все стало иначе. Старая ведьма еще будет молить его, истинного властителя Калунты, о пощаде… если доживет. Конечно, способность Маглоса на протяжении получаса видеть и слышать глазами и ушами Повелителя Берегов стоила жизней трем туземным рабам, да и тот грудной ребенок, которого слуги Ааритайна купили вчера у портовой шлюхи по указанию колдуна, вряд ли дожил до рассвета, однако таковы издержки большой политики. Прибегать к помощи некроманта – занятие грязное, но для непривередливых возможности воистину беспредельны… Повелителя Берегов Ааритайна ре Сайнселла совесть не мучила никогда.

Весело звякнув, две золотые монеты легли на чисто выскобленный стол. Что еще я мог для нее сделать? Только добавить к ним последнюю, третью, но тогда уже завтра вечером мне будет нечем заплатить за ужин. Я подавил благородный порыв мыслями о горячей похлебке. Все, что было в моих силах, я для этой женщины сделал.

Вдова Твердолобого стояла неподвижно. За подол простого застиранного платья цеплялись двое ребятишек, мальчик и девочка. Детям было лет по пять, не больше. Глазенки обоих смотрели на меня удивленно и доверчиво. Вряд ли дети понимали, кто я и зачем пришел. Девочка, белокурый ангелок с розовыми щечками, озорно улыбнулась и спряталась за материн подол. Коренастый парень, весь в отца, напротив, ничуть не стесняясь, вышел вперед. Я едва заметно усмехнулся. Сам до стола едва достает, а храбрости на десятерых хватит. Если выживет, будет славным воином.

Я вообще до последнего не знал, что у Твердолобого есть семья. И жена, молодая, красивая. Чего только в Твердолобом нашла. Небось могла за торгаша выйти, жила бы припеваючи. А теперь поздно плакать, с детьми-то кто подберет?

– Как он погиб? – несмотря на боль и скорбь, голос ее звучал мягко и почти нежно. Почти.

– Он умер героем. Сражался с дюжиной врагов, многих убил и победил бы, если бы не предательский удар в спину. Его похоронили на высокой скале, и тридцать лучших воинов пели погребальную песню.

На моем лице застыла торжественная скорбь. Ответ я придумал и выучил заранее, знал, что она наверняка спросит. Зачем ей правда? Я не собирался рассказывать, что та схватка в далеких северных предгорьях была настоящей мясорубкой, что недоумок герцог позволил коннице баронов обойти нас с флангов, что почти вся дружина погибла под копытами горячих баронских коней в первые же минуты схватки. И я, и Твердолобый, и другие, сумевшие вырваться из окружения, пытались бежать к горам, но до спасительных лесистых склонов добрались единицы. Я не стал говорить, что был рядом с Твердолобым, когда он упал на камни и стал молить баронских прихвостней о пощаде. Кому теперь нужна правда? На его месте мог оказаться любой. Твердолобый не был трусом, как не был трусом никто из нас. И, как остальные, он не был виноват в том, что мы проиграли ту битву.

Я вздохнул. Когда-то в драке на Черной реке Твердолобый спас мне жизнь. Две монеты и несколько слов о великом воинском подвиге были не слишком большой платой за это.

– Ты должна гордиться своим мужчиной. Он умер как настоящий воин, – сказал я. – Память о нем останется в легендах.

Она молча кивнула. На лице, еще не тронутом морщинами старости, не отразилось ничего. Говорить было не о чем, все, что я мог предложить, – пара золотых. По правде сказать, ночью после той злополучной битвы я спустился к холмам, забрал меч Твердолобого, его перевязь, кошелек и кое-что еще у тех парней, что лежали поблизости. Часть добра я продал в уцелевших замках, кое-что менял на еду и ночлег. К тому времени, когда на горизонте показались шпили Калунты, я окончательно оказался на мели. Последние пять монет удалось выручить вчера за венчальный перстень Твердолобого. И мне, и вдове сейчас требовались деньги, а не воспоминания.

Дело было сделано. Молча повернувшись, я пошел к двери.

– Подожди, воин… – странно изменившиеся интонации ее голоса заставили меня обернуться. Вытолкнув детей в соседнюю комнату, она нерешительно шагнула ко мне.

– Наверное, ты устал с дороги… отважный солдат. Я могла бы помочь тебе… расслабиться.

Она и впрямь была очень ничего. Мягкие светлые волосы, падающие на высокую грудь, чистая кожа, ласковый голос. Я облизнул пересохшие губы и кивнул. В этом нет ничего такого. Твердолобый мертв, ему теперь все равно, а детей придется кормить этой женщине. Это не я придумал. Она сама выбрала самый быстрый и надежный способ.

– Хочешь, я сделаю так, чтобы тебе было хорошо? – Она приблизилась вплотную и положила руки мне на грудь. – С такого храбреца я не возьму много… Хочешь?

Я даже не знал ее имени. Было в этом что-то дерьмовое… и все-таки я сбросил плащ и отстегнул перевязь.

Было неплохо. Когда я положил на стол последний золотой, она расстаралась вовсю, я же утешал себя мыслью, что это все равно ее деньги.