Роберт Джордан - Око Мира

— Здесь должна быть дверь в подвал, — проговорила негромко Морейн. — Ага, вот.

Внезапно вспыхнул свет. Над ладонью Айз Седай, двигаясь вместе с ее рукой, повис холодно светящийся шар размером с кулак. Все восприняли это как само собой разумеющееся, и Ранд подумал: вот она, мера того, через что все прошли. Морейн поднесла шарик ближе к обнаруженным дверям, они почти лежали вровень с землей, чуть наклоненные, засов удерживали два мощных болта и железный замок, больше чем в ладонь Ранда, обросший толстым слоем застарелой ржавчины.

Лойал подергал замок:

— Я могу выдернуть это, засов и все остальное, но шума будет столько, что мы перебудим всех по соседству.

— Давайте не станем ломать хозяйское добро, если можно обойтись и без этого. — Морейн с минуту внимательно изучала замок. Вдруг она ткнула в ржавое железо своим жезлом, и замок, аккуратно открытый, упал на землю.

Торопливо Лойал отодвинул засов и распахнул двери, придерживая створки и опустив их на землю. Морейн, освещая себе дорогу сияющим шаром, сошла вниз по скату, открывшемуся ее взору. Позади нее изящно ступала Алдиб.

— Зажгите фонари и спускайтесь, — негромко позвала Морейн. — Здесь просторно, места хватит. Поторопитесь! Скоро рассветет.

Ранд принялся отвязывать шесты с фонарями, но не успел еще зажечь первый, как понял, что различает черты лица Мэта. Вскоре народ заполнит улицы, а лавочник спустится в магазинчик, чтобы открыть свою торговлю, и всех заинтересует, с чего бы это в переулке столько лошадей. Мэт волновался, как заводить лошадь в погреб, и что-то бормотал, но Ранд был рад спуститься вместе со своим гнедым по скату. Мэт последовал за другом, ворча, но тоже не задерживаясь.

Фонарь Ранда качался на конце шеста, задевая иногда за потолок, а скат не пришелся по нраву ни Рыжему, ни вьючной лошади. Спустившись, Ранд отошел в сторону и освободил дорогу Мэту. Морейн погасила свой плавающий в воздухе огонек, но когда остальные спустились в подвал, помещение осветили фонари.

Подвал оказался длинным и широким, как и само здание над ним, большую часть пространства занимали кирпичные колонны, расширяющиеся кверху, становясь у потолка в пять раз толще узкого основания. Казалось, что подвал составлен из рядов арок. Места было много, но Ранд все же чувствовал какую-то тесноту. Погребом, как подсказывал проржавевший замок, давно уже не пользовались. На голом полу, покрытом толстым слоем пыли, стояло несколько сломанных бочек, набитых всяким хламом. В свете фонарей кружились, сверкая, потревоженные таким множеством ног пылинки.

Последним появился Лан. Сведя по скату Мандарба, он поднялся наверх и плотно закрыл двери.

— Кровь и пепел, — пробурчал Мэт, — с чего им взбрело в голову построить одни из этих Врат в таком месте?

— Оно не всегда было таким, — сказал Лойал. Его рокочущий голос эхо разнесло в кирпичной пещере. — Не всегда. Нет! — Потрясенный Ранд понял, что огир рассержен. — Некогда здесь возвышались деревья. Все деревья, которые могли расти здесь, все деревья мира, которые огир уговорили расти здесь. Великие Деревья, сотни спанов высотой. Тень от листвы и прохладные ветерки, приносящие ароматы листьев и цветов, сохраняющие в памяти благодатный покой стеддинга. И все убито ради такого!

Кулак огир обрушился на колонну. Колонна содрогнулась от удара. Ранду послышалось, как треснули кирпичи. Вниз осыпались водопады сухой известки.

— Что уже сплетено, того нельзя распустить, — мягко сказала Морейн. — Деревья не вырастут вновь, если вы обрушите здание на наши головы. — Опущенные книзу брови Лойала выразили больше смущения, чем сумело бы человеческое лицо. — С вашей помощью, Лойал, мы, возможно, сумеем сохранить от надвигающейся Тени те рощи, что стоят до сих пор. Вы привели нас к тому, что мы искали.

Когда Морейн шагнула к одной из стен, Ранд понял, что та отличается от других. Остальные были сложены из обычного кирпича; эта же была каменной, с причудливой резьбой — фантастичные переплетения листьев и лоз, бледные даже под одеянием пыли. Кирпичи и известка были стары, но что-то в камне говорило, что он стоял здесь задолго до того, как обожгли кирпичи других стен. Лишь потом строители, сгинувшие столетия назад, воспользовались уже имевшимся, а еще позже люди сделали каменную стену частью подвала.

Одна часть каменной, покрытой резьбой стены — точно в центре — отличалась большей тщательностью проработки деталей. По сравнению с нею остальное выглядело грубой, недоделанной копией. Выточенные в неподатливом камне листья казались нежными, застывшими в то мгновение, когда по ним пробежал порыв ласкового летнего ветерка. Ко всему прочему, у путников появилось ощущение возраста: резные листья казались старше остального камня настолько же, насколько он выглядел древнее кирпича. Древнее, и значительно. Лойал взирал на узоры с таким видом, словно предпочел бы очутиться где угодно, даже на улице, полной людских толп, чем оставаться здесь.

— Авендесора, — произнесла тихо Морейн, возлагая руку на трилистник в каменной резьбе. Ранд рассматривал резной орнамент — это был единственный такой лист, который он сумел отыскать. — Лист Древа Жизни — ключ, — сказала Айз Седай, и лист оказался у нее в руке.

Ранд моргнул; за спиной он услышал удивленные вздохи. Этот лист выглядел частью стены не меньше всего прочего. Так же просто Айз Седай приложила его к узору на ладонь ниже. Трехконечный лист подошел к орнаменту так, будто это место было предназначено именно для него, и он вновь стал частью целого. Едва лист лег туда, сплошной характер центральной каменной кладки изменился.

Теперь Ранд был уверен, что видит, как перебирает листья неподвластный его ощущениям ветерок; ему чудилось, что под пылью листья зеленые — гобелен густой весенней зелени в освещенном фонарями подвале. Сначала почти незаметная, по центру древней резьбы образовалась щель, она ширилась по мере того, как половинки неспешно распахивались в подвал, пока не раскрылись настежь. Тыльная сторона ворот была отделана так же, как и лицевая: то же богатство виноградных лоз и листьев, почти живых. Дальше, вместо земли, глины или подвала соседнего дома, в бледном мерцании дрожали отражения путников.

— Я слышал, — произнес Лойал, отчасти с грустью и скорбью, отчасти с опаской, — что когда-то Путевые Врата сверкали как зеркала. Когда-то вступающий на Пути проходил сквозь солнце и небо. Когда-то.

— У нас нет времени для проволочек, — сказала Морейн.

Ведя в поводу Мандарба, мимо нее прошел Лан, в руке он держал шест с фонарем. Ведя за собой призрачную лошадь, к нему приблизилось подернутое тенью отражение Стража. Человек и отражение шагнули друг в друга, на миг слились на мерцающей поверхности, и оба исчезли. Мгновение черный жеребец упирался, кажущийся непрерывным повод соединял животное с тускло очерченным отражением. Уздечка натянулась, и боевой конь тоже исчез.