Роберт Джордан - Корона мечей

– Надеюсь, удача тебя не оставит, – сказал Налесин, осторожно держа листок с опознавательным знаком в ожидании, пока просохнут чернила. Букмекеры часто выражали недовольство, если к оплате предъявляли листки с размазанными чернилами, и нигде они не были столь придирчивы, как в Эбу Дар. – Я знаю, ты редко проигрываешь, но все же был свидетелем нескольких таких случаев. Чтоб мне сгореть, если не был. У меня на примете есть одна девочка, с которой я собираюсь потанцевать сегодня ночью. Простая швея... – Налесин был лордом, что не мешало ему оставаться, в общем-то, славным человеком, и любил простые, незатейливые развлечения. – Но достаточно хорошенькая, чтобы от одного ее вида пересохло во рту. Она обожает безделушки. Золотые безделушки. А еще ей нравится смотреть фейерверки... Кстати, я слышал, что сегодня ночью собираются выступать Иллюминаторы; тебе это, наверно, будет интересно... Но улыбается она только при виде безделушек. Она не будет со мной ласкова, если я окажусь не в состоянии заставить ее улыбнуться, Мэт.

– Она улыбнется, не волнуйся, – рассеянно ответил Мэт. Коней все еще водили по кругу за стартовыми столбами. Олвер горделиво сидел на спине Ветерка, широкая ухмылка – от уха до уха – придавала ему совсем простецкий вид, уши торчали, точно ручки кувшина. В Эбу Дар все наездники были юношами, а всего в нескольких милях в глубь страны для этой цели использовали девушек. Сегодня Олвер оказался здесь самым мелким, самым легким, но его серый длинноногий жеребец не нуждался в этом преимуществе. – Ты заставишь ее даже смеяться – так, что она и на ногах не устоит.

Налесин одарил Мэта хмурым взглядом, на который тот не обратил внимания. Этому человеку следовало бы знать, что само по себе золото никогда не волновало Мэта. Он и вправду выигрывал не всегда, хотя как правило. Удача Мэта никак не зависела от того, способен Ветерок победить или нет. В этом он был совершенно уверен.

Золото его не волновало – волновал Олвер. Не существовало правила, запрещающего наездникам использовать хлысты не для того, чтобы подгонять рысаков, а против друг друга. И Ветерок до сих пор во всех забегах с самого начала вырывался вперед и шел первым до финиша. Но если Олвер хоть немного пострадает, даже просто слегка ушибется, трудно себе представить, чем все это кончится. То есть как себя поведет госпожа Анан, хозяйка гостиницы, не говоря уже о Найнив и Илэйн или Авиенде и Бергитте. Мэт меньше всего ожидал проявления материнских чувств со стороны бывшей Девы Копья и этой странной женщины, которую Илэйн сделала своим Стражем, однако они уже пытались за его спиной увести парнишку из «Странницы» во Дворец Таразин. Место, где шагу не ступишь, не наткнувшись на Айз Седай, меньше всего годилось для Олвера, да и для кого бы то ни было вообще, коли уж на то пошло. Но получи Олвер хоть один синяк, и, вместо того чтобы сказать Бергитте и Авиенде, что они не имеют права забирать мальчика, Сеталль Анан с присущей ей энергией сама найдет способ отослать его. Олвер день и ночь заливался бы слезами, если лишить его возможности участвовать в скачках, но женщины не способны понять такие вещи. Мэт уже тысячу раз ругал Налесина за то, что тот затащил Олвера и Ветерка на скачки, хотя тайренца можно понять. Надо же как-то заполнить все эти пустые часы, когда совершенно нечем заняться, но все же это время можно было провести иначе. В глазах женщин даже срезать кошельки представлялось менее постыдным занятием.

– Объявился наш ловец воров, – без намека на усмешку произнес Налесин, засовывая листок в карман куртки. – Много от него толку, нечего сказать. Лучше бы мы вместо него взяли с собой еще пятьдесят солдат.

Сквозь толпу целеустремленно пробирался Джуилин, смуглый, сурового вида мужчина. Он использовал как посох тонкую бамбуковую палку высотой в его рост. Ловец воров был в конической красной тарабонской шапке со срезанным верхом и простой, сильно поношенной длиннополой куртке, приталенной и расширяющейся книзу, которая доходила до голенищ сапог. Обычно таких людей не пропускали вниз к веревкам, но Джуилин во всеуслышание заявлял, что хочет получше разглядеть лошадей, и выставлял напоказ лежащую на ладони тяжелую монету. Кое-кто из охранников букмекеров поглядывал на ловца воров с подозрением, но при виде золотой кроны все расступились, позволив ему пройти.

– Ну? – угрюмо спросил Мэт, низко надвинув шляпу, как только ловец воров добрался до него. – Нет, дай я сам скажу. Они снова ускользнули из дворца. И снова никто не заметил их ухода. И снова, чтоб им сгореть, никто даже понятия не имеет, где они сейчас.

Джуилин бережно опустил монету в карман куртки. Он никогда не играл на скачках и, казалось, берег каждый медяк, попадавший ему в руки.

– Все четверо уехали из дворца в закрытом экипаже. На пристани они наняли лодку. Том нанял другую и отправился следом, чтобы выяснить, куда они держат путь. Судя по их нарядам, они собрались в приличное место. Хотя от этих благородных никогда не знаешь, чего ждать. Они рядятся в шелка, даже если им предстоит ползать в грязи. – Джуилин усмехнулся, взглянув на Налесина, который стоял сложив руки и делая вид, что полностью поглощен лошадьми. Усмешка коснулась только губ ловца воров. И тот и другой тайренцы, но в Тире пропасть между вельможами и простолюдинами шире, чем где бы то ни было, и оба не жаловали друг друга.

– Женщины!

Услышав, как Мэт произнес это слово, несколько прекрасно одетых дам, стоявших поблизости, обернулись и искоса взглянули на него из-под ярких зонтиков. Он ответил им хмурым взглядом, хотя две выглядели очень даже недурно, и они засмеялись и защебетали между собой, будто Мэт сделал что-то забавное. Кажется, знаешь женщину и чего можно от нее ждать, а она вдруг выкидывает что-нибудь такое, от чего голова идет кругом. Но он обещал Ранду, что Илэйн в целости и сохранности доберется до Кэймлина, и Найнив и Эгвейн с ней. И он обещал Эгвейн, что с этими двумя ничего не случится во время их пребывания в Эбу Дар, не говоря уже об Авиенде. Никто из них не объяснил Мэту, зачем им понадобилось тащиться сюда; ну конечно, нет. Ни одна из них и двадцати слов с ним не сказала с тех пор, как они прибыли в этот проклятый город!

– С ними ничего не случится, – пробормотал Мэт себе под нос, – даже если мне придется распихать их по бочкам и отвезти в Кэймлин на телеге.

Не исключено, что Мэт был единственным человеком на свете, который смел в таком тоне говорить об Айз Седай, не оглядываясь при этом через плечо; может, даже Ранд и все те, кого тот собрал вокруг себя, не позволяли себе подобного. Чтобы напомнить самому себе, что это и впрямь так, Мэт нащупал сквозь рубашку висящий на груди медальон в виде лисьей головы, который не снимал никогда, даже во время купания. Медальон, несомненно, не был верхом совершенства, но прикосновение к нему всегда успокаивало.