Роберт Джордан - Корона мечей

Оглянувшись через плечо, она содрогнулась. Там, где был вход в тоннель, теперь возвышалась ровная каменная стена. Возможно, Великий Повелитель точно рассчитал время, а возможно, если бы она ползла чуть медленнее...

Выступ, на котором она лежала, выдавался над красным с черными крапинками озером расплавленной магмы. Языки пламени высотой в рост человека плясали, гасли, появлялись вновь. Над головой пещерный свод уходил сквозь горный массив ввысь, к небу, по которому неистово мчались облака, испещренные красными, желтыми и черными полосами, – казалось, их нес сам ветер времени. Это было не то затянутое хмурыми облаками небо, которое видно над Шайол Гул. Могидин бросила вокруг лишь беглый взгляд, и не только потому, что видела все это уже не раз. Отверстие, ведущее в Узилище Темного, здесь не ближе, чем в любом другом месте в мире, и все же она могла непосредственно ощущать Великого Повелителя, купаясь в лучах его славы. Истинная Сила омывала ее со всех сторон; этот поток был здесь так могуч, что, попытайся Могидин направлять, от нее остались бы лишь угли. Не было в мире ничего, за что она готова заплатить такую цену, – даже здесь .

Могидин попыталась опуститься на колени, но что-то ударило ее между лопаток, с такой силой прижав к каменному выступу, что ей стало трудно дышать. Ошеломленная, напряженно хватая ртом воздух, она оглянулась через плечо. Позади стоял Мурддраал, попирая ее спину массивным сапогом. Она была на грани того, чтобы обнять саидар, хотя направлять здесь без разрешения – верная смерть. Как он смеет вести себя с ней так высокомерно? Одно дело там, наверху, на склоне, и совсем другое – здесь. Это уже переходит все границы!

– Знаешь ли ты, кто я такая? – требовательно спросила она. – Я – Могидин!

Безглазый разглядывал ее, точно насекомое; ей часто доводилось видеть, как Мурддраалы смотрели так на обычных людей .

МОГИДИН. Голос, зазвучавший в голове, унес прочь все мысли о Мурддраале, точнее, все мысли вообще. Этот голос рождал в душе такие чувства, что самые жаркие объятия любовника-человека казались ничтожными, как капля рядом с океаном. СКОЛЬ ВЕЛИКА ТВОЯ ВИНА, МОГИДИН? ИЗБРАННЫЕ ВСЕГДА СИЛЬНЕЕ ВСЕХ, НО ТЫ ПОЗВОЛИЛА ЗАХВАТИТЬ СЕБЯ В ПЛЕН. И ТЫ ПЕРЕДАВАЛА СВОИ ЗНАНИЯ ТЕМ, КТО ПРОТИВОСТОИТ МНЕ, МОГИДИН.

Ее веки затрепетали, когда она изо всех сил постаралась собрать разбегающиеся мысли .

– Великий Повелитель, то, чему я научила их, – мелочи; и я как могла боролась с ними. Я научила их определять, может ли человек направлять, но такому способу, которым невозможно овладеть. – Она даже ухитрилась рассмеяться. – При его использовании возникает такая головная боль, что они на несколько часов теряли способность направлять. – Молчание. Может, это и неплохо. Они оставили попытки освоить такой способ задолго до ее освобождения, но Великому Повелителю не обязательно знать об этом. – Великий Повелитель, ты знаешь, как я всегда служила тебе. Служила, держась в тени, и мой яд действовал прежде, чем твои враги осознавали укус. – У нее не повернулся язык сказать, что она якобы сознательно позволила захватить себя в плен, чтобы действовать изнутри, но может, стоит попытаться внушить ему эту мысль. – Великий Повелитель, ты знаешь, сколько твоих врагов я уничтожила в Войне Силы. В тени, невидимая, незаметная, я всегда была опасна для них, и меня страшно боялись .

Молчание. И потом ...

ИЗБРАННЫЕ ВСЕГДА СИЛЬНЕЕ ВСЕХ. МОЯ КАРАЮЩАЯ ДЕСНИЦА ОПУСКАЕТСЯ.

Этот голос, бессчетное множество раз отдаваясь в голове, заставлял кости плавиться, как мед, а мозг – пылать огнем. Мурддраал поднял подбородок Могидин одной рукой, чтобы она разглядела нож, который он держал в другой. Все ее мечты окончатся здесь перерезанным горлом, а тело сожрут троллоки. Может быть, Шайдар Харан все же не решится расправиться с ней? Может быть ...

Нет. Она знала, что должна умереть, но этому Мурддраалу не достанется ни кусочка ее тела. Она попыталась обнять саидар, и глаза у нее чуть не выскочили из орбит. Не было ничего. Ничего! Такое ощущение, будто ее отсекли от Источника. Она знала, что это не так, – рассказывали, что такой разрыв сопровождается жутчайшей болью, которую ничем невозможно унять, – но!..

В эти ошеломляющие, ни с чем не сравнимые мгновения Мурддраал заставил ее открыть рот, поскреб клинком язык и надрезал ухо. И когда он выпрямился с ее кровью и слюной на клинке, она все поняла даже прежде, чем увидела крошечную, хрупкую клетку из золотой проволоки и хрусталя. Кое-что можно сделать лишь здесь и притом только с теми, кто способен направлять, и Могидин сама не раз приводила мужчин и женщин к этому озеру, где их ожидала страшная участь .

– Нет! – задыхаясь прошептала она, не сводя взгляда с кор’совры. – Нет, не меня! НЕ МЕНЯ!

Не обращая на нее внимания, Шайдар Харан соскреб жидкость со своего ножа и перенес на кор’совру. Ее кристаллические части обрели молочно-розовый цвет – первая необходимая ступень настройки. Мурддраал коротко, без замаха подбросил ловушку для разума над озером расплавленной лавы – вторая обязательная ступень настройки. Клетка из золота и хрусталя по дуге взвилась в воздух, но неожиданно замерла, повиснув над Отверстием, ведущим к узилищу Великого Повелителя, в том месте, где Узор тоньше всего .

Могидин забыла о Мурддраале. Она вскинула руки и протянула их к Отверстию .

– Будь милосерден, Великий Повелитель! – Она никогда не замечала, чтобы Великий Повелитель Тьмы проявлял хоть какое-то милосердие, но, даже сидя в клетке с бешеными волками или с дараз в период линьки, она обратилась бы к нему с такой мольбой. И в безвыходном положении она умоляла бы о том, что считала совершенно невозможным. Кор’совра зависла в высшей точке дуги и медленно поворачивалась, мерцая в свете мечущихся под ней огней. – Я всегда служила тебе всем сердцем, Великий Повелитель. Я умоляю о милосердии. Умоляю! МИЛОСЕРДИЯ-Я-Я-Я!

ТЫ ЕЩЕ МОЖЕШЬ ПОСЛУЖИТЬ МНЕ.

Голос Великого Повелителя привел ее в неописуемое, неконтролируемое состояние исступленного восторга. Но именно в это мгновение сверкающая ловушка для разума неожиданно засияла, точно солнце, и в самом разгаре своего восторга Могидин ощутила такую боль, будто ее поглотило огненное озеро. Восторг и боль слились воедино, и она завыла, забилась, словно потеряв остатки разума. Это продолжалось долго, очень долго, целые Эпохи, а потом не осталось ничего, кроме страшной боли, живой памяти о ней и крошечных благодатных мгновений тьмы, когда исчезало все .

Могидин заметалась на тюфяке. Не надо больше. Пожалуйста.

Она с трудом узнала женщину, вошедшую в палатку, где ее содержали как пленницу .