Джим Батчер - Проклятия

Я прочистил горло и спросил:

— С кем мы увидимся?

— С тем, любовь моя, кто единственный имеет власть над проклятием Ригли Филд, — сказала она. — Его Величеством.

Я сглотнул.

— Король вашего народа? Гвинн ап Нудд, не так ли?

— Точнее, Его Величество, — раздался голос, высокий тенор, и я поднял глаза, чтобы увидеть одного из Прекрасного Народа сидящим на троне, поднятом на несколько футов над полом зала, так, что мои глаза оказались на одном уровне с его. — Возможно даже, Его Величество, сэр.

Гвинн ап Нудд, правитель Тильвит-Тег, был высокий, — для своего народа, во всяком случае, — широкоплечий, и отличался суровой красотой. Одет во что-то из темно-синей ткани, имеющей текстуру бархата, но гладкость и эластичность шёлка, у него были крупные кисти рук, которые выглядели грубыми и сильными. Его длинные волосы и борода были ухожены, с симметричными линиями серебра, и драгоценные камни сверкали на его пальцах и на его лбу.

Я немедленно замолчал и глубоко поклонился, убедившись, что моя голова склонилась ниже, чем король волшебной страны, и я стоял так довольно долго, прежде чем снова выпрямился.

— Ваше Величество, сэр, — сказал я вежливым тоном. — Вы были весьма любезны и щедры, даруя мне аудиенцию. Это прекрасно свидетельствует о Тильвит-Тегах как народе, раз такой человек предводительствует ими.

Король Гвинн уставился на меня долгим взглядом, прежде чем позволить себе ворчание недоверия, смешанного с мрачным удовлетворением.

— По крайней мере, они послали того, кто хоть наполовину имеет толк в манерах.

— Я полагала, вам это нравится, Ваше Величество, — сказала Джили Ффрутан, улыбаясь. — Разрешите представить вам Гарри Дрездена, чародея, кавалера ордена Серого Плаща, когда-нибудь смертного Чемпиона Королевы Мэб и эсквайра при Дворе Королевы Титании. Он смиренно просит о разговоре с вами о проклятии на Поле Ригли, в цитадели смертных Чикаго.

— Мы знаем, кто он, — раздраженно сказал Гвинн. — И мы знаем, зачем он здесь. Возвращайся на свой пост. Мы проследим за тем, чтобы он благополучно вернулся.

Джили Ффрутан присела в глубоком, выставляющем на обозрение её прелести, реверансе.

— Конечно, Ваше Величество.

Затем она просто исчезла в сверкающем облаке света.

— Стража, — крикнул король Гвинн. — Оставьте нас.

Охранники выглядели недовольными, но собрались и вышли, каждый двигался синхронно с другими. Гвинн подождал, пока последний из них покинул зал и дверь захлопнулась, прежде чем повернуться ко мне.

— Итак, — сказал он. — Кто играет в Сериях в этом году?

Я удивлённо заморгал. Это не был один из тех вопросов, что я ожидал.

— Гм. Американская Лига, я в некотором роде болею за Тампа Бэй. Я хотел бы посмотреть, как они разделаются с «Янки».

— Да уж, — сказал Гвинн, энергично кивая. — Кто же не хочет. Треклятые «Янки».

— И в Национальной Лиге, — сказал я, — «Кабс» сейчас неплохо смотрятся, хотя я видывал, как «Филадельфийцы» выкидывали что-то в последнюю минуту. — Я пожал плечами. — Я имею в виду, поскольку болельщики «Кабс» прокляты и всё такое.

— Прокляты? — спросил Гвинн. Злобная усмешка перекосила его лицо. — Прокляты значит, да?

— Или таково широко распространённое мнение, — ответил я.

Гвинн хмыкнул, потом встал и спустился с трона.

— Пойдем со мной.

Низкорослый монарх пошёл вглубь пещеры, мимо своего престола, в то, что напоминало какой-то странный музей. Там были ряды и ряды шкафов, каждый с полками в черном бархате и стенками из хрустального стекла. Каждый застеклённый шкаф вмещал около десятка артефактов: корешки билетов были одними из наиболее распространенных предметов, хотя здесь и там среди них попадались и бейсбольные мячи, а также бейсбольные карточки, буклеты болельщиков, вымпелы команды, биты, перчатки подающих, и перчатки принимающих.

А я шёл рядом с ним, стараясь, чтобы мой темп был медленным, чтобы позволить ему диктовать, как быстро нам идти, и до меня дошло, что король Тильвит-Тегов Гвинн ап Нудд был фанат бейсбола — или фанатик — в первоначальном устаревшем смысле.

— Это были вы, — сказал я вдруг. — Вы были одним из тех, кого вышвырнули с игры.

— Да, — ответил король Гвинн. — У меня были дела, и к тому времени, когда я туда попал, все билеты были распроданы. Мне пришлось найти другой способ попасть на игру.

— Под видом козла? — спросил я, поражённый.

— Он был талисманом команды, — ответил Гвинн с гордостью. — Сианис придумал символ, и все провозгласили, что Чикаго забодает Детройт. Затем они демонстрировали меня и символ на поле перед игрой — это вызвало множество восторженных возгласов, позвольте мне сказать вам. И он заплатил за лишний билет на козла, так что это было не так, хотя старые наследники Ригли заявляют, что он сжульничал. Им просто не нравится, что кто-то спорил с билетёром и выиграл!

Гвинн произнёс эти слова с жаром, который можно объяснить только аргументом, что он репетировал эту речь примерно миллион раз. Учитывая, что он, должно быть, практиковался, начиная с 1945 года, я был не настолько глуп, чтобы подумать, что подобная причина не была достаточным поводом. Так что я просто кивнул и спросил:

— Что случилось?

— Перед игрой кто-то оказался поблизости, — продолжил Гвинн, его голос просто кипел от возмущения, — и они попёрлись к Сианису и выпроводили его из парка. Потому что, говорили они, от его козла пахло слишком уж отвратительно

Гвинн остановился и повернулся ко мне, яростно хмурясь и показывая на себя руками.

— Здравствуйте! Я же был козёл! Козлы должны вонять, когда они побывали под дождём!

— Так и есть, Ваше Величество, сэр, — благоразумно согласился я.

— И я был безупречным козлом!

— У меня нет сомнений на этот счет, король Гвинн, — сказал я.

— Что это за справедливость — кого-то выгнали с игры Серии, потому что он безупречно подражал козлу?!

— Нет справедливости для всех, Ваше Величество, сэр, — сказал я.

— И сказать, что я, Гвинн ап Нудд, король Аннун, я, кто победил Гвит ап Грейдавла, советник и союзник богов и героев, вонючий!

Его рот скривился от ярости.

— Как посмели эти смертные обезьяноподобные выскочки сказать такую вещь! Как будто от каких-либо смертных пахнет лучше, чем от мокрого козла!

Я было призадумался, что следует указать Гвинну на его противоречивую логику — будучи совершенным (и, следовательно, вонючим) козлом, он возмутился тем, что был изгнан с игры за то, что вонючий. Но только на секунду. В противном случае, я бы вполне мог вернуться в Чикаго лет этак через сто, слишком поздно, чтобы успеть перекусить в «Бургер Кинг».

— Я, конечно, могу понять, почему вы были расстроены и обижены, Ваше Величество, сэр.