Танит Ли - Восставшая из пепла

Черепастые на миг задержались у пруда: некоторые из лошадей в масках-черепах напились. Я заскользила обратно от тени к тени, от дерева к дереву. Это потребовало больше времени, чем я полагала, так как теперь все стало мрачным и реальным. Вот, наконец, и зал, но уже без света из-под кожаной завесы. Я побежала к нему, мимо двери, во тьму. Там мерцала искорка света — в противоположном конце, где находились костры для поджаривания мяса. Я споткнулась о лежащего; тот шевельнулся, но, казалось, на заметил меня. Был слышен легкий шум и слабые рыдания. Сексуальный пик пира наступил с темнотой и, несомненно, повсюду вокруг меня сминали красоту других девушек их Темнокожего народа. Я пробралась к огоньку и обнаружила длинный тканый занавес, заслонивший последний костер. Свет за занавесом отливал алым, и здесь на меня уставился сидевший на железной цепи гигантский ящер. Около столба с цепью сидели трое темнокожих и среди них тот, который, вероятно, был их вождем и носил ожерелье из белых камней. Они сидели совершенно неподвижно и смотрели на меня без всякого выражения на темных лицах. Я знала, что их язык иной, но слышала его мало. Опустошив свой мозг, я сумела найти слова.

— Приближаются люди, люди в масках в виде черепов. Идут на вас.

Какой-то миг мне думалось, что они не заговорят, но вождь сказал:

— Не на нас, женщина. На твоих соплеменников. Так подстроено. Значит, дальнейших слов в конце не понадобится. Я резко повернулась и выхватила из костра длинную тонкую ветку, горящего на одном конце. Ею я ткнула в них, и они вскочили и попятились, а на их лицах появилось какое-то подобие эмоции. Глаза ящера нервно завращались и заморгали. Я повернулась и побежала обратно в зал, содрав по ходу дела занавес.

— Проснитесь, — закричала я им. — Проснитесь — приближается враг!

Это был самый древний из кличей; пламя трещало и освещало красным часть зала, и все же никто не шевельнулся. Люди лежали вповалку и, казалось, спали, хотя огонь отражался в их открытых глазах. Они сонно улыбались моему призыву.

Здесь толку не будет. Я побежала к кожаной завесе у двери, выскочила наружу, и она упала за моей спиной. Стоя неподвижно в безлунной черноте, вглядываясь в черноту, я высоко подняла горящую ветку дерева. Вскоре появились они и не столь уж бесшумно; глухой стук лошадиных копыт, позвякивание сбруи. Моя ветка, а не луна осветила серебро на их темных силуэтах. Всего пятнадцать футов отделяло их от меня.

Не знаю, почему, но я крикнула им на Старинной речи Сгинувших единственное слово:

— ТРОРР!

И они остановились, как я приказала, и остались недвижимы. Затем ехавший во глава — их капитан, подумала я, — отделился от остальных и подъехал немного ближе. На его правой руке был массивный браслет из черного металла и золота в виде переплетенных змей. Сквозь глазницы черепа в его маске я не смогла разглядеть глаз, ибо их закрывало черное стекло.

— Кто ты? — потребовал он ответа глухим холодным голосом. Это была не Старинная речь, но нечто, настолько близкое к ней, насколько мне вообще доводилось слышать в мире живых.

— Я Уасти, — ответила я на том странном среднем языке, на котором заговорил он. — А вы явились увести людей, находящихся на моем попечении. Когда я назвала присвоенное мной имя, по их рядам прокатился легкий шорох, но быстро стих.

— Посторонись, — приказал капитан черепастых. Он спешился и подошел ко мне медленным угрожающим шагом, свободно положив руки на яркие рукояти десятка ножей на бедрах.

Я оставалась совершенно неподвижной, пока он не оказался очень близко, а затем упала перед дверью на колени в позе мольбы, все еще держа в правой руке горящую ветку.

— Господин, — начала я, — умоляю тебя… — и схватилась за его пояс.

Он обругал меня, отбросил в сторону ударом кулака и направился широким шагом к завесе. Однако нож, на который я положила ладонь, вышел из ножен.

Я встала. Он протянул руку к завесе.

— Ни шагу дальше, — предупредила я.

Он не обратил внимания, и я метнула нож ему в спину, ловко, так что клинок вонзился прямо в сердце. Он издал короткое удивленное проклятие и рухнул ничком, угодив головой под край завесы, так что снаружи остались только его туловище и ноги.

В меня полетели копья. Я бросилась наземь, и они, не причиняя вреда, ударились о камни стены, и лишь одно нашло цель в затвердевшей глине. Но они спешились, воины с обнаженными, бледными, как лед, мечами, и побежали ко мне, гневно завывая.

Совершенно не к месту мне пришло в голову, что их действия — не просто агрессия, тут говорило чувство. Должно быть, этот капитан пользовался у них популярностью.

Все перепуталось. Мне казалось, что я опять с Дараком. Я швырнула горящую ветку в лица двух воинов, добравшихся до меня первыми, и когда они отшатнулись, плюясь от боли, выхватила у обоих из рук мечи. Один клинок разрезал мне ладонь почти до кости, когда я ухватилась за него; от крови он стал скользким и держать его было трудно.

И все же я наделала им хлопот.

Хуже всего было мое женское платье — я почти забыла про него, и поэтому оно сковало меня не только тканью, но и неожиданностью. В конце концов, запутавшись в нем, покрытая их и своей кровью, окруженная плотным кольцом черепастых воинов, я получила свою смертельную рану.

Я почти не ощутила боли, только огромное оцепенение. Свет и чернота стремительно сошлись. Луна плыла, словно выпуклый бледный нарост на лике неба, а затем потемнела и пропала.

Потому-то я и не видела, как они забрали караванщиков. Несколько дней я вообще ничего не видела, кроме горячечных снов, о которых лучше забыть. Полагаю, я пролежала мертвой два-три дня, если можно назвать смертью состояние, при котором смертельная рана самоисцеляется. Наконец, я очнулась, ощущая сильную боль и огромную слабость, посреди угнетающей темноты. Некоторое время мне думалось, что я вернулась под Гору и должна начать все заново. Затем до меня дошла вонь истолченной земли, и я поняла. Я лежала в могиле — меня похоронили Темнокожие. Не так уж и странно — подобно многим другим примитивным народам, они страшились духов неумиротворенных покойников. Возле меня даже положили немного сушеных фруктов и глиняную чашу с молоком и оставили на мне одежду и шайрин, да вдобавок накрыли мне лицо черной тканью. К счастью, почва была настолько сухой и рыхлой, что не особенно давила на меня и не мешала дышать, да и могила была неглубокой, так как Темнокожие, несмотря на все страхи, не уделили мне много времени. Тем не менее, вырываться на волю мне потребовались долгие часы, и в своем болезненном состоянии я испытала всевозможные ужасы — что я и в самом деле умру, что я никогда не выберусь на поверхность, что, наверное, я все-таки умерла, а это какая-то болезненная фантазия. Но в конце концов земля подо мной и вокруг меня подалась, осыпая меня, проникая в рот и глаза, и я выползла в чистоту серого дня. С плачем я упала на землю, но не смогла двигаться вновь, пока солнце не нависло пурпурным диском низко над горизонтом.