Дмитрий Колодан - Новые мифы мегаполиса

Он взмок и уже начал отставать, когда Дашка нырнула в очередной переулок и замедлила шаги. Асфальтовая дорожка превратилась в грунтовую и углубилась в лесопарк. Антон обрадовался: скрываться здесь было проще, — но тут тропа вывела его на огромную поляну, украшенную обгорелыми столбами и с четырех сторон окруженную воротами, бессмысленно торчащими в траве. Он успел заметить, как Дашка проходит через дальние ворота, двинулся параллельно — и тут же потерял ее из виду.

Антон заметался по поляне, не зная, что делать. Сдаваться не хотелось. Спотыкаясь от спешки на кротовых норах, он еще раз пересек поляну. Повертелся у обгорелых бревен, которые вблизи оказались скульптурами витязей с жуткими трещинами на лицах. Проскочил под воротами — перекладиной, уложенной на два столба. Далеко впереди мелькнула ярко-розовая Дашкина футболка. Антон бросился догонять. Дашка снова скрылась из виду, но сворачивать здесь было некуда, узкая тропка вилась между зарослями кустарника, изредка ныряя в овраги, и на ней четко видны были отпечатки копыт. Успокоившись, Антон замедлил шаги.

Всего хозяйства было — сарайчик и рядом две небольшие загородки, прикрытые полиэтиленом. У стены стояла шаткая лавка, на которой примостились девочки. Дашки с ними не было. Антон привалился к дереву и, скрытый зарослями боярышника, замер, ожидая неизвестно чего.

Из сарая донесся дикий конский визг и глухие удары. Антон рванулся было вперед — спасать? Вытащить дуру, пока — и если — ей не раскроили череп? Девчонки на лавочке загоготали; одна закатила глаза и свесила набок язык, и все снова расхохотались. Антон отступил под дерево. Что бы ни происходило на конюшне — Дашкины подруги явно считают это нормальным, и вряд ли ей грозит опасность…

Дверь тихо скрипнула, и на улицу выплыла Дашка. Ее щеки горели, а дымчатые глаза бессмысленно блуждали. «Ну что? — спросила одна из девочек. — Женьку ждем?» — «Так она сегодня не придет», — ответила вторая. «Седлаемся, да?» — откликнулась Дашка, и все три вернулись на конюшню.

Когда всадницы скрылись из виду, Антон тихо скользнул в сарай. Из полумрака донеслось громкое фырканье, и Антон подпрыгнул от неожиданности. Остановился на пороге, привыкая к темноте. Постепенно он смог разглядеть оставшегося коня — и тут же пожалел об этом. Клочковатая шерсть, будто побитая молью, седые губы, торчащие мослы, глубокие провалы над пустыми мутными глазами. Конь, опустив голову, переступал с ноги на ногу, раскачиваясь, как маятник, и походил на оживленное злыми чарами чучело. Его мерные движения почти гипнотизировали.

Конь оступился, ударил копытом, и Антон попятился. Потряс головой, приходя в себя. «С хозяйкой своей разбирайся», — пробормотал он и огляделся. Сарай был разделен на четыре стойла; в дальнем углу кое-как поставленные листы фанеры огораживали чуланчик, закрытый на кривую щеколду. Антон мало понимал в лошадях и конюшнях, однако что-то показалось ему странным. Он пару раз обошел сарайчик, заглядывая в денники, сунулся в комнатку, набитую амуницией, и наконец сообразил: здесь не было никакого корма. Ни горсточки овса, ни клочка сена… Он припомнил давний Дашкин ответ на свой глупый — а глупый ли? — вопрос. Никакой каши и морковки. Может, у них вышли все припасы? Антон снова зашел в пустой денник, разбросал ногой опилки и присел, всматриваясь. Ни зернышка, ни травинки.

— Неудивительно, что ты такой тощий, — сказал Антон коню. Тот моргнул и повел боками.

Антон вышел на улицу. Оставались еще загородки. В первой оказались опилки, золотистые, кудрявые, вкусно пахнущие деревом. Он подошел ко второй, отдернул тщательно подоткнутый полиэтилен — и отшатнулся от дикого, невыносимого смрада. Антон согнулся пополам, и его вырвало прямо на навозную кучу.

Пошатываясь, он побрел прочь. Голова гудела, как колокол, и в ней вертелись только две мысли. Первая — конский навоз не может так разить. Вторая — пока Антона выворачивало над омерзительным месивом, он, оказывается, многое успел разглядеть. Большую стеклянную пуговицу. Собачий ошейник. Клочок старой фотографии. Руку резинового пупса.

При воспоминании о крошечной перепачканной ладошке к горлу опять подкатило. Изрыгнув поток желчи, Антон с отвращением вытер рот и обессиленно привалился к дереву.

На обратном пути он изрядно поплутал по лесопарку, уткнулся в конце концов в МКАД и долго выбирался с каких-то окраин, где метро и не предвиделось, а автобусы ходили редко и по странным, извилистым маршрутам. До своей станции пришлось добираться с двумя пересадками, и Антон выбрался из метро только в сумерках — совершенно озверев от давки, но успев принять решение.

Дашка была уже дома — валялась в ванне с журнальчиком. Чуть вздернутый нос был любовно обмазан какой-то белой дрянью из выпотрошенного пробника.

— Принес что-нибудь вкусненькое? — спросила она, заметив краем глаза заглянувшего в ванную Антона.

— Вылезай. Надо поговорить, — сухо сказал Антон и ушел на кухню. Включил чайник и присел у стола, обхватив руками затылок. В голове было пусто. О чем спрашивать? Как заставить ее сказать правду? Что вообще с ним творится, не бредит ли он? Он не знал.

Дашка пришла через десять минут. Вода с мокрых прядей стекала на ключицы, халатик то и дело распахивался. Антон привычно залюбовался ею; потом вдруг заметил — покрасневший нос, прыщик на лбу, выступающий живот… Он отвел глаза и побарабанил пальцами по столу.

— Ну? — подстегнула она.

Антон закурил. Мыслей по-прежнему не было. Антон глубоко затянулся, выпустил дым и, как в омут головой, выпалил:

— Чем ты кормишь своих лошадок, Даша?

— Овсом… — затянула Дашка, хлопая ресницами, — сеном, кашей из…

— Ладно, — оборвал ее Антон и злобно растоптал в пепельнице окурок. — Ладно, — повторил он. — Эту сказку мы уже слышали. Почему Конан покончил с собой?

Дашка округлила глаза.

— Какой Конан?

— Не притворяйся! Он повесился после того, как ты его, мать твою, покатала!

— Да откуда я знаю твоего Конана! Слабак какой-то…

— Вы вылавливаете провинциалов…

— Да нам по фиг, — неожиданно усмехнулась Дашка, и лицо ее стало взрослым и грубым. — Вчера вон один попался… Москвич, блин… Гоа то, Гоа се… Ну и валил бы на свое Гоа! Ур-р-род! — с ненавистью выплюнула она.

Антона передернуло.

— Я не знаю, как это у вас выходит, что вы с этими клячами сделали… — начал он, но Дашка не дала ему договорить.

— А я могу сказать! — выкрикнула она, накручивая себя. — Сказать? Сказать, да?

Антон вспомнил затуманенные глаза Дашки, выходящей из конюшни, и его затошнило.

— Не надо, — ответил он. — Не надо ничего говорить. Собирай вещи…

Антон встал и отвернулся к окну. Прижался к холодному стеклу лбом. Подумал: хоть бы она не захотела уходить. Объяснила бы, что происходит. Тогда они смогут вместе придумать, что делать дальше. Ладно, не надо хотеть слишком многого. Но если бы она оправдалась, соврала, хотя бы заплакала…