Вера Камша - ТАРРА. ГРАНИЦА БУРИ. Летопись первая.

— Парамон? — Марко был удивлен и не счел нужным это скрывать. — Не он ли был хранителем библиотеки его святейшества?

— Именно так, ваше величество, — подтвердил церковник, — покойный Архипастырь доверял брату Парамону во всем.

— Покойный?! — Король выглядел потрясенным.

— Да, ваше величество. Его святейшество скончался в ночь с 16-го на 17-й день месяца Влюбленных.

— Как в таком случае легат везет мне послание главы Церкви Единой и Единственной, если Архипастырь избирается конклавом лишь спустя месяц после кончины своего предшественника, а от Кантиски до Гелани больше тридцати дней пути?

— На сей раз преемник Архипастыря известен.

— Надеюсь, брат Парамон поведает нам обо всем. Вы, вероятно, устали с дороги. Лукиан, — король обратился к капитану «Золотых», с непроницаемым лицом застывшему за королевским креслом, — позаботьтесь о гонце и пригласите моего сына и герцога Арроя.

— Ваше величество, принц Стефан и его дядя в сопровождении полусотни «Серебряных» еще утром выехали на прогулку.

— Тогда пошлите кого-нибудь за ними и разыщите графа Гардани.

Кони тихо ступали по золотистой предосенней траве. В высоком прозрачном небе не было ни облачка, но солнце уже не жгло, а только грело. Стефан с наслаждением подставлял лицо под теплые лучи. Конные прогулки все еще казались выздоравливающему принцу неслыханным наслаждением.

Позднее таянское лето бросило под копыта темно-красные звездчатые цветы, ночной дождь смыл принесенную ветрами мелкую серую пыль, влажный луг пах свежестью и немного горечью. Уходящие к горизонту пологие холмы отливали старым золотом, все дышало покоем, хотелось спрыгнуть с коня, зарыться лицом в теплую траву и забыть обо всем.

— Зрелище омытой дождем природы благотворно сказывается на мыслях и чувствах, — назидательно сообщил Жан-Флорентин. Философский жаб, пользуясь тем, что «Серебряные» следовали на значительном расстоянии, а от Стефана Рене не таился, перебрался с браслета на конскую голову и старательно любовался пейзажем. Стефан вздрогнул, а затем неожиданно звонко рассмеялся.

— Знаешь, Аларик, я каждый день понимаю, что я живой, солнце светит, ветер дует и впереди много-много всего…

— Хвала Великим Братьям, что ты наконец понял. — Рене придерживал своего цевца, заставляя его идти бок о бок с дрыгантом племянника. — Для этого стоило почти умереть. Для того, чтобы оценить жизнь.

— В жизни нет ничего нового, но многое, что в ней есть, воистину прекрасно, — внес свою лепту и Жан-Флорентин.

— Не сказал бы. — Рене привычно отбросил со лба белую прядь. — Если научиться жить каждый день как первый и последний, для тебя все будет новым.

Стефан повернул к спутнику разрумянившееся лицо:

— Теперь я знаю твой секрет, Аларик. Так вот почему ты можешь все.

— Увы, Стефко. Счастливчик Рене так жить мог, а у герцога что-то не выходит. Хотя выпадают дни, когда все, что загонял вглубь, вырывается наружу и ты счастлив. Пусть и недолго. Вот и сейчас…

— Что сейчас? — не понял принц. — До возвращения в Гелань мы свободны и счастливы.

— Сейчас нас ждут, — подтвердил Жан-Флорентин. — И это мне очень не нравится. После дождя ему тут делать нечего.

— Кому?

— Да Прашинко!.. Ну, пылевичок по-вашему.

Невысокая серебристо-серая фигурка скатилась с ближайшего холма и со скоростью бегущего в небе облака понеслась к всадникам. Стефан видел такое впервые, но Рене сразу же узнал одного из гостей Ласкавой пущи. Пылевичок по-прежнему напоминал худенького босоногого юношу в просторной, не по росту одежде. Поравнявшись с конными, он приноровился к поступи коня и пошел рядом, слегка задевая ступнями верхушки трав.

— Что случилось, друг? — осведомился Рене. — Мы, конечно, рады тебя видеть, но Жан-Флорентин считает — такая погода не для тебя.

— Да, я не люблю мокрую траву, но сейчас не до этого. Я принес новости от Болотной матушки. Она получила весть из Кантиски.

— Что-то с Романом?

— Он жив и здоров. Мертв ваш первосвященник.

— Филипп?!

— Его убили, но Роману удалось схватить убийцу за руку. Теперь Первым стал Феликс, бывший помощник мертвого. Он друг Романа и все знает. Послания от нового Первого в пути, одно для всех, второе — для тебя, там все сказано. Произошли странные события, было какое-то злое чародейство, но его сумели рассеять.

— Когда вернется Роман?

— Он сейчас у своих, советуется. А вернется, наверное, к концу месяца Рябин, уж не знаю, как вы его зовете. И еще. Душно тут, как тогда, в Ласкавой. Ждите беды, а еще лучше — уходите. За вами идет охота.

— Это тебе матушка сказала?

— Нет, я сам понял, пока вас искал. Кто-то ищет. Вслепую, не зная зачем и кого, но ищет.

— Но…

— Больше я ничего не знаю. Узнаю — приду, а сейчас мне пора. — Пылевичок отступил вбок, превратившись в пронизанный солнечным светом столб пылинок, быстро уносившийся к югу.

— Интуиции Хозяина Дороги можно доверять, он всегда знает, кто на чей след встал. — Жан-Флорентин выглядел встревоженным. — Если это то, что побывало в Ласкавой пуще, оно обладает страшной силой.

— А ты ничего не чувствуешь?

— Увы! Я — существо с богатым интеллектом, а он подавляет эмоции. Я многое знаю и надеюсь узнать еще больше, но ощущать тонкие эманации… Для этого нужна примитивная система восприятия.

— Ничего не понял, — вздохнул Рене. — Стефко, поклянись мне, что никуда и никогда, даже из комнаты в комнату, не выйдешь, если с тобой не будет меня. Или Преданного, или хотя бы Шандера. Я не шучу.

— Вижу, что не шутишь. — Изумрудные глаза принца погасли. — Я обещаю, хотя вряд ли это имеет значение. Если мне суждено…

— Знаешь что, дорогой, — голос Рене стал жестким, — ты спрашивал, какой у меня секрет. До этих твоих глупых слов я его не знал, а теперь вдруг понял. Нам ничего не суждено и не может быть суждено, пока мы не согласимся. Я бы тысячу раз лежал на дне, если бы признал твое «суждено»…

— Адмирал прав, — Жан-Флорентин, словно давая понять, что прогулка закончена, ловко перебрался на руку герцога, — любое предсказание действительно только до свободы воли. Это общеизвестный факт и одна из самых великих истин…

— Арде! [54] Арде (Да будет так!) — заключительное слово многих молитв. — тихо сказал Рене Аррой.

Шандер выполнил приказание Марко, отрядив приличествующее случаю число «Серебряных» навстречу посланцу Архипастыря. Ввиду траура король решил ограничиться всего лишь тремя дюжинами воинов и дюжиной нобилей — Парамон не носил кардинальской шапки, да и повод исключал пышные церемонии. Тем не менее приветствовать легата должен принц крови, но Зенон продолжал бросаться на обитые толстым войлоком стены своей комнаты и не мог исполнить долг королевского гостеприимства. Стефан же был слишком хорошей мишенью, хотя Марко предпочел напомнить сыну не о смерти, а о здоровье.