Роберт Джордан - Башни полуночи

– Сначала, – ответила она, – я предполагала, что ты приготовил что-то особенное на наш шанна'хар . Тем не менее, меня стало беспокоить твое молчание. И потому я пустилась в расспросы. Оказалось, что в Двуречье вы его не отмечаете. Странно, но так и есть.

– Шанна'хар ? – переспросил Перрин, почесав голову.

– В ближайшие недели, – ответила Фэйли, – исполнится год, как мы женаты. Наш первый шанна'хар – годовщина свадьбы.

Она скрестила руки, наблюдая, как слуги сервируют еду.

– В Салдэйе мы каждый год празднуем шанна'хар в начале лета, чтобы отметить ещё один год вместе, ещё один год, в который ни муж, ни жена не достались троллокам. Обычно молодым парам советуют смаковать первый шанна'хар , как смакуют первый кусок сочной пищи. Брак бывает в новинку лишь однажды.

Слуги расставили еду, а также несколько свечей, в стеклянных бокалах. Улыбнувшись, Фэйли знаком отпустила слуг, и те удалились по склону холма. Фэйли явно позаботилась о том, чтобы приготовленные блюда выглядели пышно. Вышитое покрывало, возможно, было трофеем, добытым у Шайдо. Еда была разложена на серебряных тарелках и блюдах. Ветчина лежала на подложке из варёного ячменя, украшенная сверху каперсами. Было даже вино.

Фэйли подошла к нему ближе.

– Я понимаю, что в этом году было много такого, чем наслаждаться не стоит. Малден, Пророк, суровая зима. Но если всё это цена за то, чтобы быть с тобой, Перрин, то я, не задумываясь, заплачу её дюжину раз.

– Если бы всё было в порядке, следующий месяц мы бы провели, одаривая друг друга подарками, подтверждая нашу любовь и празднуя наше первое лето в качестве супругов. Я сомневаюсь, что у нас будет месяц заслуженного покоя. Но хотя бы этот вечер нам следует провести вместе и насладиться им.

– Фэйли, я не знаю, имею ли я право… – начал он. – Белоплащники, это небо… Свет! Да сама Последняя Битва почти на пороге. Фэйли, Последняя Битва ! Как я могу праздновать, когда над моими людьми нависла угроза казни и сам мир может погибнуть?

– Если мир собирается погибнуть, – ответила Фэйли, – разве не самое время человеку оценить то, что у него есть? Прежде чем всё будет потеряно?

Перрин колебался. Она положила руку ему на плечо – такое нежное прикосновение. Она не повышала голоса. Может, она хочет, чтобы он закричал? Было сложно разобраться, когда она желала поспорить, а когда нет. Возможно, Илайас что-нибудь присоветует.

– Пожалуйста, – мягко сказала она. – Лишь на один вечер попытайся расслабиться. Ради меня.

– Хорошо, – ответил он, накрывая ее руку своей.

Она подвела его к покрывалу, и они устроились бок о бок перед чередой серебряных блюд. Фэйли зажгла ещё несколько свечей от тех, что оставили слуги. Ночь была холодная – казалось, тучи унесли прочь летнее тепло.

– Почему на улице, а не в нашей палатке? – спросил Перрин.

– Я спросила у Тэма, как отмечают шанна'хар в Двуречье, – сказала она. – И, как я и опасалась, выяснилось, что вы его не празднуете. Это серьёзное упущение, как ты понимаешь – когда всё уладится, нужно будет изменить традицию. Невзирая на это, Тэм рассказал, что они с женой устраивали что-то похожее. Раз в год они набирали еду – самую дорогую, которую только могли себе позволить – и пешком отправлялись в лес на какое-нибудь новое место. Там они обедали и проводили целый день друг с другом. – Она прильнула к нему. – Мы поженились по обычаю Двуречья. Поэтому я бы хотела, чтобы и этот вечер прошёл по вашим обычаям.

Он улыбнулся. Несмотря на изначальные возражения, его напряжение ослабевало. Еда отлично пахла, и в желудке у него что-то заурчало. Фэйли привстала, чтобы вручить ему тарелку.

Он уткнулся в тарелку. Перрин пытался следить за манерами, но еда была превосходной, а прошедший день длинным. Он обнаружил, что яростно вгрызается в ветчину, хоть и старался не капать на расшитое покрывало.

Фэйли ела медленнее, к аромату её мыла примешивался запах веселья.

– Что? – спросил Перрин, вытирая рот. Теперь, когда солнце окончательно село, её освещали только свечи.

– Ты очень похож на волка, муж мой.

Заметив, что облизывает пальцы, он замер. Укоряя себя, он вытер их салфеткой. Как бы он ни любил волков, приглашать их к обеденному столу он не собирался.

– Во мне слишком много волчьего.

– Ты тот, кто ты есть, муж мой. И раз я полюбила тебя таким, значит всё в порядке.

Он продолжил жевать свой кусок ветчины. Стояла тихая ночь, слуги отошли далеко, и он не мог их учуять или услышать. Похоже, Фэйли распорядилась, чтобы их не беспокоили. И благодаря деревьям на склоне холма, можно было не беспокоиться, что за ними наблюдают.

– Фэйли, – мягко начал он, – ты должна знать, что я сделал, пока ты была в плену. Я боялся, что мои поступки превратят меня в того, с кем ты не захочешь остаться. И я говорю не только о сделке с Шончан. В одном городе, Со Хэбо, остались люди, которых я не могу выбросить из головы. Люди, которым, возможно, я должен был помочь. И ещё был Шайдо, чью руку…

– Я слышала об этом. Очевидно, ты был вынужден так поступить.

– Я бы зашёл ещё дальше, – признался Перрин, – всё время испытывая к себе отвращение. Ты рассуждаешь о правителе, достаточно сильном, чтобы не позволить собой манипулировать. Ну, так я никогда не стану настолько сильным. Если у меня отберут тебя.

– Тогда нам следует хорошенько позаботиться о том, чтобы впредь меня не похищали.

– Фэйли, это могло меня погубить, – нежно ответил он. – Со всем остальным, думаю, я могу справиться. Но если тебя будут использовать против меня, всё потеряет значение. Чтобы защитить тебя, я пойду на что угодно, Фэйли. На что угодно .

– Тогда, возможно, тебе следует завернуть меня в мягкую ткань и запереть в комнате, – сухо сказала она. Странно, но в её запахе не было обиды.

– Я этого не сделаю, – ответил он. – Ты же это знаешь. Но получается, что у меня есть одна ужасная слабость. Такая, которой у предводителя быть не должно.

Она фыркнула.

– Ты думаешь, что у других правителей нет слабостей, Перрин? У каждого короля или королевы Салдэйи были свои. Никиол Дайнатхах был пьяницей, но, несмотря на это, он считается одним из наших величайших королей, а Белэйра выходила замуж и разводилась четыре раза. Именно сердце всегда ввергало её в неприятности. У королевы Джонасим был сын, своими азартными играми чуть не разоривший её Дом, а Лионфорд не мог сдержаться, если ему бросали вызов. Но каждый из них был великим правителем. И у всех были свои слабости.

Продолжая жевать, Перрин задумался.

– В Порубежье, – продолжила Фэйли, – есть выражение: «Начищенный меч говорит правду». Человек может утверждать , что усердно исполнял свои обязанности, но если его меч не начищен, ясно, что он предавался праздности.