Елена Грушковская - Великий магистр

— Я говорила с Авророй, и не раз. Одна, без свидетелей, откровенно. Она считает себя Великим Магистром Ордена, и ей это нравится. Она с удовольствием занимается его делами, а к делам Общества «Аврора» стала равнодушна. В общем, она покинула нас. — Последнюю фразу Юля припечатала ладонью к столу.

Когда стихла очередная волна голосов, она объявила, выговаривая слова не без труда:

— Я предлагаю… Точнее, вынуждена предложить объявить Аврору вне Общества.

Закрыв глаза, она выдержала обрушившуюся на неё волну цунами — цунами возгласов. Подняв ладонь, она повысила голос:

— Друзья! Мне крайне тяжело это говорить… Но я не вижу смысла пытаться вернуть Аврору, потому что возвращать уже… некого. Аврора больше не с нами душой, она ушла… бросила нас. И возвращаться у неё нет желания. Итак, прошу вас высказать свои мнения.

Однако, никто не торопился высказываться. Всеми владело замешательство. И тут я встал, и на меня обратились десятки глаз.

— Госпожа президент… Смею высказать мнение. А точнее, сперва задать несколько вопросов. На каком основании вы предлагаете предать Аврору анафеме? Только из-за того, что она решила повысить уровень благосостояния Ордена? Чуть ослабить удушающую хватку Общества «Аврора» на его горле? Только лишь за то, что она посмела не сойтись с вами во взглядах? Вы считаете её меры по обучению членов Ордена самообороне подготовкой, как вы выразились, к масштабной агрессии? Только за то, что несколько парней, перебрав коктейлей, повздорили и покрошили друг друга? Простите, но я не верю в то, что они были трезвы. Либо выводы вашей экспертизы ошибочны, либо… имеет место подтасовка. Прошу прощения, пусть мои слова не покажутся клеветой, это всего лишь моё предположение. Я ни в коей мере не оправдываю этих парней, но не передёргиваете ли вы факты? Не слишком ли стараетесь сгустить краски? Для чего вы это делаете, госпожа президент? Признайте, ваша цель — стереть Орден с лица земли как таковой, и всегда было вашей целью! А Аврора встала у вас на пути, вот и всё! И вы не остановитесь ни перед чем — даже перед необходимостью стереть с лица земли и Аврору! А вы, — обратился я к собранию, — слушаете, развесив уши, и верите каждому слову, как идиоты!

С каждым моим словом лица слушателей становились всё напряжённее, а лицо Юли вообще превратилось в каменный лик статуи. Что я наговорил? Это был взрыв… Внутри всё жгло кипятком, в висках стучало. Провальная речь, позор мне как адвокату. Доказательств никаких, одни эмоции. Но я не мог терпеть весь этот спектакль дальше. Просто не мог. И пошло всё к чёрту… Вся эта пирамида под названием Общество «Аврора».

— Полагаю, за такое неуважение к президенту и к собранию вас следует выдворить из зала, — ледяным тоном сказала Юля.

— Может, заодно уж и из «Авроры»? — Что я говорю? Меня занесло… К чёрту, теперь уже всё равно.

А Юля ответила:

— Хорошая идея. Вы сами предложили. Сдайте ваше удостоверение члена «Авроры».

Надо же, как чётко и спокойно работали мои руки, когда я доставал из кармана корочки. В тишине послышался звучный хлопок: это я положил удостоверение на стол перед Юлей.

А я не верил, что это когда-нибудь случится. Что я потеряю голову, скину маску хитрого лиса и мудрого советника и брошу всё это им в лицо.

Я знаю одно: нельзя служить двум господам, потому что одного будешь любить, а другого ненавидеть, об одном радеть, а о другом — нет. Я принёс присягу Авроре. Я сказал: до последнего вздоха и последнего удара сердца.

После этого совещания я отправился в ближайший клуб и заказал коктейль со сливками.

Когда позвонила Аврора, я… в общем, она прислала за мной. Я был пьян в стельку. Помню её грустный взгляд…

— Оскар, старина… Ну зачем же так.

Кажется, я нёс какую-то чушь.

— Прости, дон Аврора… Твой консильери * сейчас ни на что не годен…

Она засмеялась.

— Спи давай. Ты мне нужен вменяемый.

И укрыла меня одеялом.

Да, Кон, приятель, это непруха, определённо, непруха… Впрочем, я уже привык к разного рода превратностям, их судьба отмерила на мою долю щедро. Квартира съёмная, чужая, а вот вещи жаль — их-то я на свои деньги приобретал, на свои… кровные. Да, в прямом смысле, заработанные на крови, потому что я поставляю «Авроре» доноров. Я знаю, где искать негодяев: они — моя работа. Я служу в бельгийской местной полиции — забавно, правда?

Как меня туда занесло и почему я называю Вику козочкой? Долгая история. Впрочем, если вы располагаете временем…

Моё полное имя — Конрад Корделия. Да, я родом из Ордена, отсюда и такое имя. Я получил его… дай Бог памяти… в 1953 году. А родился я за двадцать семь лет до этого в польском городке Кудова-Здруй, Нижняя Силезия, что известен своим водолечебным курортом и прекрасным климатом предгорья. И все двадцать семь лет моей человеческой жизни меня звали Лукаш Вузняк.

Когда в сентябре 1939 года Польшу начали бомбить, я был тринадцатилетним мальчишкой. Мой отец погиб в первые дни войны, и нам с матерью (я был старшим в семье) пришлось туго… Каково жить в оккупированной, поделенной между другими государствами стране? Это знают только те, кто там жил. Мать и две сестрёнки не выдержали и полугода, и я остался один. Я не знаю даже, где их могилы; всё, что мне от них осталось — имена: мать звали Аньела, сестрёнок — Агнешка и Ханна. Косточки их уже истлели в земле, а души наверняка на небесах…

Я плохо помню то время: наверно, память пытается избавиться от страшного, чтобы у её обладателя не поехала крыша. Я бродяжничал, воровал — выживал, как мог. Когда шайку таких же, как я, беспризорников, расстрелял забавы ради пьяный немецкий офицер, я понял: нет страшнее зверя, чем человек… человеку. Даже звери убивают ради пропитания, а люди — просто так. Не знаю, чем бы закончились мои скитания среди кошмара войны: возможно, я разделил бы участь миллионов, чьи жизни она унесла. Но судьба протянула мне руку… холодную руку хищника.

Тогда я не знал, что он — хищник. Для меня он был просто странного вида человеком, одетым в чёрное поношенное пальто, неопределённого возраста — от тридцати до пятидесяти. Я брёл через зимний лес, и последним моим обедом два дня назад была мороженая кочерыжка. Ноги отказались нести меня, и я упал.

Очнулся я оттого, что меня кто-то тормошил. Это был он, бледный мужчина в потёртом пальто и с глубокими тёмными глазами. Я тогда подумал, что он так выглядит оттого, что бедствует и голодает; тогда я не мог знать, что он за существо. Он поднял меня, замёрзшего, полумёртвого, на руки и куда-то понёс.

Я пришёл в себя в сумрачной комнате с закопчённым потолком, на железной скрипучей кровати. Потрескивал огонь в печи и пахло… жареным мясом! Я решил, что мне это мерещится с голоду, и долго лежал в ожидании, что наваждение пройдёт, и я проснусь в снегу. Но нет — оно и не думало проходить, более того, снова появился этот незнакомец. Пока я лежал в забытье, он успел приготовить самое настоящее жаркое из зайца. А ещё у него было кофе и хлеб. Хлеб плохой, пополам с отрубями и ещё каким-то наполнителем — в общем, эрзац, но для меня, уже начавшего пухнуть от голода, это было спасением. Кофе было не натуральным, а цикориевым, но и это казалось роскошью. Главное — горячее, а вкус и запах — дело десятое.