Александр Самсонов - Добро пожаловать в Накки-ярви

Он развернул перед собой толстую папку, на обложке которой я успел разглядеть свою фамилию. Оперативно. Только вчера вечером я сдал свое личное дело в институт, а сегодня утром оно уже здесь.

— Мы ознакомились с вашим послужным списком и теми документами, которые хранились в отделе и не подлежали хранению в личном деле. Даже на основании бумаг можно сделать выводы о том, что вы отличный офицер и профессионал, но те вопросы, что мы хотели бы с вами обсудить, требуют взглянуть на вас воочию. — Владимир Михайлович отодвинул папку от себя и, слегка наклонив голову, уперся взглядом в мое лицо. — Вы, наверно плохо представляете, что, ввязавшись в события последнего месяца, влезли в сферу интересов нескольких мощных структур. Именно ваше появление в Санкт-Петербурге послужило катализатором, выявившим отношение этих структур к проблеме Накки-ярви. Нам многое стало ясно, и теперь сия проблема стала проблемой руководителя государства. Наличие такого места на территории страны может повлиять на все политические расклады, как в России, так и во всем мире. Даже поверхностный анализ последствий, если станет известно об Накки-ярви определенному кругу лиц, я не говорю о всеобщей известности, может привести к катастрофе, сравнить которую можно с Апокалипсисом. В настоящий момент все, что касается Накки-ярви, отнесено к высшей категории секретности, и допуск к этим сведениям определяется лично президентом. Для тех, кто уже имеет какую либо информацию о данном феномене составлена специальная программа по предотвращению утечек. Вы — один из тех, кто знает многое и… — представитель администрации президента сделал паузу, — у вас есть два пути. Первый — никогда и нигде даже не вспоминать об увиденном и услышанном, плюс ряд ограничений в виде запрета на контакты и выезда за пределы страны. Второй — продолжить работу в данном направлении, но для решения задач, сформулированных лично руководителем государства. Настала пора принимать решение.

Владимир Михайлович замолчал и начал демонстративно листать мое личное дело.

Лукавит этот представитель высшего эшелона власти, тут и к бабке не ходи. Один путь или больше двух, никакого значения не имеет. Нужен я им, да только способ привлечения к решению их задач выбран какой-то неправильный. Ведь прекрасно понимают все сидящие в этом кабинете, что высокими словами и упоминанием президента меня не проймешь. Нет в душе щенячьего восторга от громких слов и должностей, а есть большая мера цинизма и недоверия к власть имущим. Сидящего передо мной человека дураком назвать нельзя, да и его спутники даже на самый поверхностный взгляд выглядели слишком серьезно. В чем здесь подвох? Тут даже не логически, а на уровне подсознания становится понятно, что подвох есть. Хотя вывод может лежать на поверхности. Может они ждут не только моего ответа, а еще и моей реакции, как на немного пространное предложение, так и при озвучке своего решения.

Небольшое напряжение, что возникло в начале разговора, отпустило. То подсознательное решение, что я носил в душе последние дни, но не хотел себе в нем признаваться, дало шанс реализоваться. «Вольным стрелком» не стать все равно, но и потерь будет меньше.

— Какова будет моя роль? — озвучил свое решение.

— То есть, вы согласны. — полу-вопрос, полу-утверждение прозвучало в голосе Владимира Михайловича.

— В принципе — да, но меня интересует статус.

— Достаточно высокий, на порядок выше настоящего. Из армии вас уволят по организационно-штатным мероприятиям и назначат с состав администрации президента. О характере работы узнаете после собеседования с полковником Ивановым. — Кивок в сторону полковника. — Еще два дня на решение вопросов по расчету с Вооруженными Силами, и начнем работать. — Представитель президента передвинул папку с личным делом полковнику и встал из-за стола. — Я вас покидаю, но приказ об увольнении выйдет сегодня, а приказ о зачислению на новую работу — сегодня вечером. До свидания.

Едва за Владимиром Михайловичем закрылась дверь, в дело вступили остальные.

— Касьянов Дмитрий Сергеевич, заведующий отделом специальных проектов. — Представился гражданский. — А это — полковник Иванов Егор Иванович, специалист по вопросам режима секретности. Раз вы согласились на предложение, то нам есть о чем поговорить.

Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня, но игры в гляделки не получилось. Стоило нам встретиться взглядами, как прозвучал вопрос.

— В чем была главная ошибка господина Урманского?

Да, вопрос, конечно, интересный. А интересен лишь тем, что у сидящего передо мною человека наверняка уже имелось свое мнение об Инквизиторе.

— Покойный, — я подчеркнул это слово, — был хорошим администратором и не плохим финансистом, имел авторитет среди тех, кого можно назвать иными видами существ, если можно так характеризовать всякую нечисть и нежить. Не зря его величали Инквизитором — ведь он возглавлял филиал ордена на северо-западе страны. Только этого оказалось недостаточно. Он окружил себя не теми людьми. Именно они его и подвели, а точнее — предали. Вячеслав, некоторые сотрудники института и, наверняка, кто-то из колдовской братии не только сливали информацию налево, но и подставляли своего шефа в решении кое-каких вопросов. Кроме доморощенных спецслужб за ним наблюдали не только олигархи и криминал, но и, наверняка, иностранные представители.

— А как можно исправить сложившуюся ситуацию?

— Очень просто. Поставить во главе той общественной организации, что возглавлял Урманский, своего человека, на место Инквизитора другого своего человека, но чтобы они знали, каждый, свою нишу, заменить руководство института и во всех этих трех структурах провести кадровые чистки. Одновременно через средства массовой информации кинуть дезу для остальных. Я думаю, что сейчас вы этим и занимаетесь.

— Мы занимаемся. В том числе и вы. — Послышался голос полковника. — А так вы сказали почти правильно.

— Егор Иванович! — С каким-то упреком в голосе произнес Касьянов. — Детали обговорите потом, в Питере. — Затем он снова уставился неподвижным взглядом в мое лицо и спросил. — Вы в бога верите?

— В какого? — Переспросил я, пытаясь понять, в чем тут подвох.

— В Иисуса Христа, конечно.

— В бога — да, а что касается персоналий, то у меня сложилось мнение, что в этом направлении слишком велик выбор. Даже, говоря о христианстве, иной раз задумаешься, что же это такое. Иудейская ересь или религиозный ревизионизм? Почему тогда не иудаизм? Что правильнее: православие, католичество, лютеранство, баптизм или какое другое течение? По моему мнению, для разных групп людей существуют различные теологические представления. Менталитет, образ жизни, исторические традиции, идеология — вот слагаемые выбора религии. Смысл любого обращения к богу, это — вера, а мы верим в черт знает что. Знания людей несовершенны, наука делает прорывы только в определенных направлениях, то, что не входит в официально признанные постулаты, замалчивается или подвергается остракизму. — Я перевел дыхание, а на лицах моих собеседников возникло удивленное выражение. — Я верю. Верю в то, что кто-то или что-то есть. Назвать его можно как угодно: Иисус, Яхве, Будда, Заратустра, Аллах или еще как-нибудь, но название не есть суть. Вопрос веры напрямую связан с личностью человека, его воспитанием, отношением к окружающей действительности, нравственными и моральными принципами. Вот только я не могу воспринимать ту прослойку, которая монополизирует право быть посредником между человеком и богом. Мне не нужен чиновник от какой либо религиозной конфессии, который станет решать, во что и как мне верить. Мой опыт дает право верить и в паранормальные явления, не объяснимые наукой, но в религиозные постулаты они не всегда укладываются.