Тамара Воронина - Надежда мира

– Не считай меня благородным, Женька. Для меня не было особой разницы, тебя им описывать или эту рыжулю. Точно так же бы все было. А раз никакого выбора, то почему не попробовать переключить их на другой цвет волос? Риэль, что ж ты не присоветовал ей волосы подкрасить, когда узнал все?

– Я потом только сообразил, – виновато сказал Риэль, – уже поздно было, ее уже видели и запомнили. Тарвик… А Фира убил ты?

– Я, – равнодушно согласился он. – Его все равно бы убили, только не так легко. Можете мне поверить, он и не понял, что умер. Я умею убивать мгновенно.

– Ты его пожалел?

Он усмехнулся.

– Нет. Женьку. Я не наивный. Ясно ж было, что нападение и появление Жени никак не совпадения. Следствие и причина. Шеф покончил с собой, охранники дрались тоже насмерть, никому не хотелось оказаться… там, где оказался я. А Фир даже пыток ждать не стал бы, все о ней выложил. Как и ты выложишь, если тебя начнут спрашивать. Женя, не надо сжигать меня глазами. Это не в осуждение. Просто констатация факта – ему пыток не выдержать. Это как раз нормально.

– Ты же выдержал, – все-таки проворчала Женя, понимая, что он прав.

– Не сравнивай. Я не менестрель, я искатель. Тренировки, мощная психологическая подготовка, разные методики владения телом и духом, в том числе и магические. И то я не стопроцентно уверен, что выдержал. Риэль хороший человек, честный, добрый, только вот бесхарактерный. Ну, будем надеяться, до «тройки» не дойдет. Может, они мне все-таки поверили. – Он осторожно потянулся. – А можно я лягу? Устаю быстро. И чаю хочется. Мне все это время не хватало горячего чая.

– Раньше ты любил кофе…

– Здесь нет кофе, девочка. А на Земле нет здешнего чая. Риэль, ты травы добавляешь по эксадийскому рецепту, да? Кто научил?

– Камит. Мой учитель, – подавленно ответил Риэль, авансом переживая свою неспособность выдержать пытки. – Нам бы надо придумать для Жени местную биографию…

– Есть, – отозвался Тарвик. – Придумал. Не знаю, насколько сгодится, не знаю, насколько поверят, особенно если заловят со мной…

– Нет уж, ты будешь с нами.

Женя посмотрела на Риэля с нежностью. Он неуверенно улыбнулся в ответ. Тарвик изобразил некую сложную гамму чувств, но не очень убедительно, а вот слова его показались более искренними:

– Ну, ясное дело, без вас мне хана. Работник из меня никакой, а просить я не умею. То есть научусь со временем, но за это время запросто смогу сдохнуть с голода. Ты что там завариваешь? На чай не похоже.

– Это и не чай. Не уверен, поможет ли, меня Камит когда-то так лечил… Когда только нашел. Меня тогда поколотили крепко, не опасно, но все тело в синяках, все болело. Он заварил некоторые травы и пару дней просто обтирал меня этим отваром. Очень помогало. Вдруг поможет и тебе?

– Хуже точно не будет, – кивнул Тарвик. – Что, Женечка, жалко меня? Ничего. Не жалей. И со мной бы ничего не было, если б я тебя сюда не приволок.

– Знаешь, Вик, – сказала Женя, – ты, возможно, не поверишь, но я уже не жалею, что так случилось. У меня там ничего, о чем можно было бы жалеть. И никого. А здесь у меня есть Риэль, дорога и лютня.

Тарвик долго смотрел на нее изучающим холодным взглядом, потом улыбнулся. Поверил. Женя спросила, как и когда они познакомились. Мужчины переглянулись.

– Лет пять? Или шесть тому назад. В очень забавных обстоятельствах. Получилось так, что я ему был позарез нужен, а уж как он был нужен мне…

– Тарийский переезд, – улыбнулся Риэль. – Единственная переправа через Хот миль на сто. Ни города, ни даже деревни – постоялый двор и несколько домов для паромщиков. Десять золотых за переправу, и желающих вполне хватало. Объезжать выходило куда дороже. Я там застрял: давненько ни один менестрель не проезжал, вот хозяин и уговорил меня пожить, комнату дал хорошую. В любое время бы ничего, но мне не повезло…

– Как всегда, – вставил Тарвик.

– Ну, мне не всегда не везло. Однако тогда… Хот вышел из берегов, да так… я шум услышал, к окну подошел и чуть от страха не умер: от реки шла такая волна, каких я не видел на море. До самого постоялого двора докатилась, в дверь ударила – и отошла. Шагов на десять. От парома и воспоминаний не осталось, хорошо хоть утро было раннее, там был всего один работник, готовил паром… Ни пассажиров еще, ни кого другого. А к вечеру пошел дождь. Знаешь, какой? Я вышел было на улицу, так за минуту промок, словно меня в реку бросили. А люди-то не знали, что парома нет, там ближайшая деревушка в двадцати милях, места для жизни там нехорошие, с дурной славой. А переезд вроде как защищен Гильдией, там обереги на каждом шагу. И уж столько народу скопилось за неделю… Хозяин, не будь дурак, так цены за постой взвинтил, что только держись. Меня не выгнал, правда, но уж конечно из хорошей комнаты переселил в чуланчик без окон, но нормальный, с мебелью, постелью. А люди мечтали о месте в сарае, представляешь? Кто в каретах успел приехать, так в каретах и спал. Человек десять ночью спали в обеденном зале. В конюшне спали, в сараях, тенты над телегами натягивали. Обратно ехать – дороги размыты, никакая карета не пройдет, верхом – самоубийство, лошадь ногу сломает – и все, пропал. Мне повезло – я был под крышей. Зато на еду не хватало. Хозяин с меня за этот чуланчик содрал все, что было. Я, конечно, пел каждый день, да только люди предпочитали за еду платить, а не за музыку. Ох, Женя, как же я на десятый день жрать хотел! Тарелка жиденького супа – как праздник. Кусок лепешки – великая радость. И тут Создатель послал Тарвика…

– Создатель, это точно, – хмыкнул Тарвик. – Только мне он об этом не сказал. У меня конь ногу повредил, так что я пешочком, по колено в вязкой грязи, да еще животину за собой тянул. Добрался до постоялого двора – оп-па, никакой возможности под крышу попасть, сарай уже оккупирован, все дома… Народу – не меньше сотни человек, а рассчитано все это от силы на двадцать-тридцать. И перехватил я взгляд, которым менестрель провожал тарелку с овощами…

Риэль смущенно хихикнул.

– Ага, я уже до крайности дошел. Хоть иди и топись.

– Тем более что идти было совсем недалеко. А у меня денег было как раз до черта. Вот я Риэлю и предложил: пускаешь меня в свою комнату, я тебя кормлю.

– А почему никому другому это в голову не пришло?

– А потому что кто-то уже знал, что он гей. И все ж такие гордые сразу стали. А я не очень. Собственно, я-то как раз и не знал, так он честный, он меня предупредил. Лучше ты от меня узнаешь, чем от других, говорит, и не опасайся, я тебя соблазнять не буду, но вот что скажут люди. Жень, как ты думаешь, есть мне дело до того, что скажут люди?

– Никакого, – подтвердила Женя, – за что я, дура, в тебя и влюбилась.

– Дура, это верно. Я сказал, что он может даже и соблазнять, если ему свои зубы не жалко, лишь бы в тепло да сухость. С хозяином я договорился легко: продал ему коня на мясо… Эй, ты чего?