Тамара Воронина - Приносящая надежду

— Значит, она и твоя надежда, — не заметив ничего, произнес шут.

— Не она. Вы. Без вас она не стала бы тем, чем стала.

— А что я говорила!

— Чего радуешься-то? — удивился Маркус. — И мы бы без тебя не стали тем, чем стали.

— Без тебя, — язвительно бросил Гарвин, — я бы уже три раза умер: либо на кресте, либо от иссушающего огня, либо на виселице.

— Я-то точно умер бы на кресте, — пожал плечами Милит. — Забыла, что ли? Или в палатке.

— Я вообще-то тоже, — согласился Маркус, — потому что обычным людям свойственно помирать, получив стрелу в кишки.

— Ну, я, может, физически бы не умер, — рассудительно сказал шут, — но сломался бы. Я бы перестал уважать себя, и следовательно, меня бы перестали уважать другие. Я бы, наверное, просто спился давно. Я не жизнь терял, когда ты меня нашла, а смысл жизни. Ты можешь с нами не соглашаться, Лена, но мы-то знаем, правда? И ты без нас была бы другой, и мы без тебя… если бы и были, то не такие.

— Нас бы без нее не было, — упрямо повторил Гарвин, — нас — эльфов Трехмирья. Я не склонен преувеличивать чьи-то заслуги. Но и преуменьшать не хочу. Не хочешь слышать, что спасла эльфов Трехмирья, будешь слушать, что без тебя эльфы Трехмирья погибли бы. Шут, скажи ты ей, что это и есть истина.

— Это и есть истина, — сказал шут тем изменившимся голосом, каким он говорил об истине. Лена вздохнула.

— Не спорю. Так. Теперь расскажите, где была бы я, если бы первым, кто заговорил, со мной не был Маркус.

— На Путях, — вздохнул Маркус. — Одна. Как всякая Странница. Только ты все равно не такая, как они. И тебе было бы плохо одной, только бы ты все равно что-то делала. Без нас. Только что проку от этих твоих постоянных «япростаябаба»? Кто-то говорит, что сложная? Слава ветру, простая. Главное-то чего? Мы вместе… Нет. Главное — вы вместе. Ты и шут. А потом уже — мы с тобой… нет, мы с вами .

— Если бы люди были хоть наполовину такие, как Маркус, — сообщил Гарвин, — я б их любил.

— За несравненный ум? — оживился Маркус. Пока они смеялись, Кристиан исчез. Сидел только что — и не сидит уже. Гару повел ушами, а больше никто и внимания не обратил. Ну и что? Захочет — придет.

Лена решила пройтись по знакомым мирам, и получилось это так легко, как когда-то предсказывали Странницы.

Из эльфийского рая они заглянули в Кадинию, где все шло как шло. Правда, король Даг погиб во время бури (по описанию — цунами), было это больше десяти лет назад. Пока его старший сын не стал взрослым, регентом был Брон. А юный король, слава богу, унаследовал здравый ум отца и его привязанность к полукровке, так что правил теперь, не стесняясь спрашивать совета у дядюшки, получалось у них совсем неплохо. Межрасовых конфликтов здесь по-прежнему не было.

В мире Дарта стало еще лучше. Милит пошутил, что они, возможно присутствуют при рождении еще одного Владыки, а окружавшие их люди и эльфы не поняли, что тут смешного: ну да, Дарт вполне достоин, он уже и так вождь людей и эльфов, объединить сумел, помирить и вообще.

В Стении было прохладно — не больше тридцати градусов. Гарвин на всякий случай сделал щит и поручил его шуту — держи, мол, тренируйся, не напрягайся, у тебя и так получится. Так оно и вышло. Они нагло пришли в столицу, нагло навестили короля — король был все тот же, разве что совершенно седой. Сколько же лет прошло здесь? Встретил он их с истинно христианским смирением, о проклятии Лены, правда, говорить не хотел, так Маркус невежливо взял его за грудки и тряхнул. «Она хочет узнать, так что не стесняйся». И Лена без удовольствия узнала, что в течение пяти лет после их ухода смертность в мире повысилась почти вчетверо, но никаких эпидемий не было. Люди тонули, падали с крыш, ломали шеи, поскользнувшись на арбузной корке, умирали от ударов, сердечных приступов — в общем, быстро и без мучений. Ну неужели проклятие может действовать так избирательно? Или… или те, кто его услышал, в него поверили и убедили остальных? И любители острых ощущений в виде казней убедили себя, что вскорости помрут — и вскорости померли?

Казней больше не было. Даже разбойников не казнили. Эльфам разрешили свободно перемещаться — а они презрительно наплевали на разрешение, как прежде плевали на запрещение, продолжая жить в своих резервациях и вовсе не стремясь перемещаться ближе в людям.

А король всего лишь поседел. Сразу. Когда понял, что на него проклятие не подействовало.

В мире Олега царил мир…

От замка, на обитателей которого Гарвин наслал понос, остались развалины, — война…

Мир, в котором шут впервые увидел море, процветал…

Мир, в котором она едва не потеряла Маркуса, тоже процветал на свой лад — он был относительно первобытным, но Гарвин уловил тень давнего проклятия, так что мир, вероятно, стал первобытным, когда людям надоели эльфы… дальше война и либо проклятие, либо взаимное уничтожение.

Сайбия победила южных варваров, высадив магический спецназ и захватив вождя и его приближенных, которые — вот ведь сволочи! — оказались довольно сильными магами, а своих же собратьев живьем варили. Монополисты. Во время краткой, но страшной магической войны погибли четырнадцать магов Сайбии: восемь эльфов, в числе которых был Сим, и шесть человек, в числе которых был Руст.

И везде они натыкались на вмешательство эльфа с коричневыми волосами и крокодильим кольцом. Крупномасштабные акции ему не удавались, зато он от души пакостил по-мелкому то здесь, то там. Он досаждал . Уже даже нисколько не маскируясь, в расчете на то, что Лена его узнает, а людям все эльфы на одно лицо, и раз один эльф убил человека, то люди непременно начнут мстить всем эльфам подряд. Бог знает сколько лет это срабатывало, а теперь вот перестало. Перестало!

На Лену снизошел не то чтоб покой, но определенная уверенность. Не в себе — наверное, если ее не было изначально, то появиться ей неоткуда, и даже не в том, что она делает, но уверенность в том, что пока все идет правильно. Как надо. Как должно. Раньше, в другой жизни, она не боялась сделать что-то непоправимое, просто потому что не делала ничего особенного, да и возможностей не имела это особенное делать. Потом, вместе с осознанием этой магии-силы-энергии, пришел натуральный ужас перед ошибкой, и история с Дартом была самым наглядным примером. Теперь ужас сменила уверенность: а не дадут они ей сделать что-то непоправимо плохое. Не позволят совершить ошибку, которая станет роковой. Пусть они хоть задекларируют свое абсолютное послушание, она пока еще в своем уме, чтоб в это поверить. Они не откажутся, они пойдут, куда она скажет, и сделают, что она скажет, но вот отговорить — попробуют, обязательно попробуют, если что-то покажется им неправильным. А она все-таки к ним прислушивается. И будет! Потому что одна голова хорошо, но пять — впятеро лучше. Ведь даже Гарвин часто молчит по той же причине, что и дракон: рано знать. Или сам сомневается в истинности. А уж у Милита с Маркусом что на уме, то и на языке, хотя только здесь, между собой, потому что оба отнюдь не простачки. И что уж говорить о шуте! Шут, научившись управлять своей магией, стал куда спокойнее. Что-то сделать у него не получалось, его магия была совершенно не такая, как у эльфов, не зря ж целитель так удивлялся… то ли он уже видел что-то подобное, то ли в глаза у него был встроен рентгеновский аппарат с анализатором и классификатором видов магии. Но созданный Гарвином щит он держал неограниченно долго и нисколько от этого не уставал. Словно его магия была так же неисчерпаема, как и Ленина… В общем, в этом она тоже была уверена: их магия одного рода. Просто женская и мужская. У шута не получалось держать заклинания Милита, не получалось швыряться комками огня или ледяных игл, тем более не получился бы ни огненный смерч, ни первый холод, но когда они в очередной раз вернулись в Тауларм, Лена попросила Лиасса создать купол света — и шут легко подхватил этот купол и держал его себе, как атлант, совершенно не напрягаясь. Магия защиты. И все. Драться он по-прежнему умел только руками.