Дмитрий Емец - Мост в чужую мечту

– Нет, – сказал Рузя.

– Скверно! Бежим! – сказала Наста и сосредоточенно рванула к ШНыру.

В ШНыре Насту встретило снежное облако, катившееся к ним от деревьев. Когда облако увеличилось, Наста разглядела, что это круглолицая Окса. Гикая и колотя пятками громадного Аскольда, она гнала его по глубокому снегу. Аскольд скакал грузной рысью: для галопа он был слишком массивен. В ШНыре поездки на Аскольде называли «покататься на тракторе».

– У тебя сирин горит? – издали крикнула Наста.

Окса перестала понукать Аскольда, и трехлеток с величайшей готовностью остановился. Окса посмотрела на нерпь. Сирин погас и у нее.

Толстячок покосился на Оксу и быстро улизнул: не хотел, чтобы его видели с Настой. Рузя был скромен и не любил внутришныровских сплетен.

– О мать моя, Анастасия! Попала ты, несчастная! – запричитала Окса созерцая трусливо удаляющуюся спину Рузи. – К сердцу женскому твоему Рузя ключ нашел! Теперь он будет вечно ломать себе конечности, обжигаться кислотой, путать стиральный порошок с солью – и так до тех пор, пока у вас не станет девятеро детей! О мать моя! Плачет сердце мое, на тебя глядючи!

Наста прищурилась:

– Ты сегодня того… Финта не трогала? На ослике не каталась?

– А то как же! Почистила его с утра! Вечно он зачуханный!.. О где, скажите, совесть в этом мире! Люблю негодяя! Младость мою с ослами провожу! В навоз их мои слезы капают!

Наста хмыкнула. Вовчика она терпеть не могла. Он казался ей похожим на собачку. Освоил один способ ухаживания и всякий раз его прокручивает. Разве что хвостиком не виляет, роковой мужчина! И как Оксе не надоест? Кажется, будто двух человек заклинило на одной игре: один вечно смотрит на сторону, другая бегает за ним и страдает, получая удовольствие от того, что любит негодяя.

Оставив Оксу и дальше излагать свои муки белым стихом, Наста кинулась в ШНыр. Через пять минут она убедилась, что сирины погасли вообще у всех. Попытки зарядиться от главной закладки в Зеленом Лабиринте ни к чему не привели. Остальные фигурки пылали, яркими вспышками сбрасывая излишний заряд, сирины же оставались тусклыми.

Ночь может считаться ночью при двух условиях: когда темно и когда не орут. В ШНыре орали всегда долго. Озверелый Кузепыч метался по этажу и наказывал всех дежурствами, но и это не помогало. Все бегали, не могли улечься, путали комнаты. То Макар прятался у девчонок под кроватью, чтобы в полночь всех перепугать. То Даня в половину второго вспоминал, что ему нужен конспект по истории ШНыра, то Лара решала помыть голову, ломала кран и устраивала в коридоре запруду.

Те, кто должен был с утра нырять, вопили, что им мешают отдохнуть. Другие кричали, что им тоже мешали, поэтому нечего качать права. Кто хочет спать – бери спальник и мотай в пегасню.

Ближе к утру все заснули. Одна Рина сидела с ноутбуком и все никак не могла выпутаться из паутины Интернета. Когда же, наконец, получилось, в дверь забарабанили. Некоторое время Рина прождала, не проснется ли кто-нибудь еще. Как бы не так! Все дрыхли как суслики.

– Меня не кантовать! Завтрак! Утренний отдых! Обед! Дневной отдых! Потом адмиральский час! Ужин и личное время! – сквозь сон отчеканила Фреда.

Рина захлопнула крышку ноутбука, спрыгнула с кровати и открыла. В коридоре, держа в руке свечу, стояла Суповна. Закутанная в козий платок, с плечами ярмарочного борца, с редким пушком на подбородке, она внушала суеверный ужас.

– По… посуды нет! – испуганно заикнулась Рина.

Суповна покачала головой и поманила ее за собой.

– Куда? Зачем? Я не шумела! Я сидела в Интерне…

Не слушая, Суповна повернулась и быстро пошла, кутая пламя свечи в ладони. Свет на этаже нигде не горел. Рина на всякий случай проверила, отбрасывает ли Суповна тень. А то мало ли, какие могут быть варианты.

– Я босиком, – спохватилась Рина, но Суповна не позволила ей обуться. По лестнице спустились на первый этаж и недалеко от кухни повернули в узенький коридорчик.

Рина видела его и прежде, но считала, что он служит для хранения котлов и списанных из больницы ведер, подписанных краской: « Из инфекционного отд. не выносить!». Перешагивая через хлам, они прошли несколько шагов. Рина наступила босой ногой на мокрую тряпку. Между пальцами заквакала сырость.

Суповна толкнула низкую дверь и приглашающе обернулась. Рина оказалась в маленькой комнате, о существовании которой не подозревала. На стене был ковер с попугаями. На подоконнике пылал алый подсолнух, выращенный из семечка, которое кто-то из старших шныров принес Суповне с двушки . Под ногами – длинный белый половик в красную полоску. На столе в коробке лежали перламутровые пуговицы, нитки, очки в футляре, лупа и порезанные четвертушки бумаги. У окна, частично перегораживая его, стоял массивный шкаф, чем-то напоминавший саму Суповну.

На тахте кто-то лежал, укрытый с головой пледом. Суповна кашлянула в кулак. Кашель у нее был такой, будто кто-то крикнул «угу!» в бочку и, отскочив, застыл с невинным лицом.

Человек под пледом зашевелился, сел. Рина узнала Кавалерию. Недовольная, что ее застали спящей, глава ШНыра поправила волосы. Рина поняла, что Кавалерия заснула случайно, послав Суповну за Риной.

Из рукава у директрисы сонно выползла золотая пчела. Заработала крыльями, но взлетать не стала, а перебежала к воротнику и скрылась.

– Как съездила в город? – спросила Кавалерия.

– Нормально, – ответила Рина, размышляя, что подходит под понятие нормы. Что они с Мамасей позавчера впустую съездили в Склиф? Или что потом проболтали всю ночь, как две подружки, так, что непонятно, где мать и кто дочь?

Кавалерия свесила ноги с тахты.

– Не понимаешь, почему встреча ночью? Я хотела поговорить наедине!.. Нерпь у тебя с собой?

Рина полезла во внутренний карман. Печатая на ноуте, она обычно стягивала нерпь , потому что та, ерзая по руке, натирала кожу шнуровкой.

– Когда шныра будят, он первым делом должен зашнЫроваться и только после этого обуться. Однако я вижу, что в данном случае не было сделано ни первого, ни второго, – Кавалерия насмешливо взглянула на ноги Рины.

Рина застенчиво спрятала одну босую ступню за другую, вдвое уменьшив степень своей босоногости. Потом стала надевать нерпь , помогая себе зубами. Ужасно неудобно, когда шнуровка на запястье. Приходится ослаблять затяжку, просовывать руку, потом затягиваться, но все равно шнурок где-нибудь обязательно провисает.

Первой не выдержала Суповна.

– Да хто так шныруесся?.. Глаза б мои не глядели! А ну ходь сюда! Я тя зашнырую! – громовым голосом крикнула она и, шлепнув Рину по пальцам, яростно затянула шнурки. Рина подумала, что довольная жизнью Суповна была бы даже не из области фантастики, а из области готической мистики. Или психоделического сюра.