Дмитрий Емец - Мост в чужую мечту

– Слушай… – спросила она у Рины. – А ты раньше… ну, до нашего знакомства… в кино никогда не снималась?

– Не снималась. А что? Есть предложения?

– Такое ощущение, что я тебя видела. Может, в телешоу? Никогда не участвовала?

Рина засмеялась.

– Шутишь? Если бы Мамася увидела меня в телешоу! Или вообще у телевизора! Представляю себе ее лицо: «Моя дочь деградантка!» Слушай, давно хотела тебя спросить: что с тем ключом?

– С каким? – быстро переспросила Яра.

– Ну как! Помнишь, Кавалерия передала тебе ключ с биркой? Ну, от девушки из Склифа? Там было что-нибудь в ящике?

Браслет заметался. Змейка больно куснула Яру в самый пульс.

– Да так, ерунда всякая… ничего интересного… – торопливо ответила Яра и, невпопад улыбнувшись, повернула к ШНыру. – Счастливо! Мне после обеда нырять!

Меркурий ждал новичков у вкопанных покрышек. Он был бодрый, краснолицый, в лыжной шапке. На бороде опять лед. «Привычка пить. Воду из ведра. Борода мокрая. Шагнешь за порог. Сразу замерзает», – объяснял он.

– Сегодня. Никаких пегов, – сообщил Меркурий.

– Ура! – воскликнула Фреда.

– Рано ура. Марш-бросок семь километров. Ночевать в лесу. Без спальников. Температура детская. Минус двадцать два.

– Нас не предупреждали! – торопливо выпалила Алиса.

Меркурий цокнул языком:

– Когда предупреждаешь. Половина группы. Заболевает. Напрягите воображение. Вы далеко от ШНыра. Вас обстреляли. Пег ранен. Сели в глухом лесу. Связи нет.

– Можно я останусь? Меня сразу убили! А, господа? Из арбалета мне попали в голову! – заявил Даня.

Меркурий внимательно посмотрел на него:

– Пусть так. Только не убили. Ты упал с высоты. У тебя перелом позвоночника. Товарищи тебя тащат.

Меркурий шагнул к Дане, пригнул его к себе и нерпью коснулся лба. Полыхнула и сразу погасла русалка . Даня упал лицом в снег.

– Господа! Я понимаю, что многие мне не поверят, но я не могу шевелить ногами! – крикнул он, беспомощно задирая голову.

– Не надо считать меня. Зверем. Это. На шесть часов, – успокоил его Меркурий. – Поднимайте его. Надо успеть до темноты построить убежище.

Сашка с Макаром свалили два молодых дерева, соорудили носилки и погрузили на них Даню. Вскоре оказалось, что нести его надо вчетвером. Вдвоем нереально. Влад Ганич хотел забастовать, но подумал, что еще один раненый с переломом позвоночника никому не нужен. Или того хуже – Меркурий велит привязать его на ночь к дереву и заявит, что это сделали коварные берсерки, чтобы выпытать две главные шныровские тайны: что кладет Суповна в перловку и почему Кузепыч такой жмот.

Семь километров они тащились четыре часа и добрались до места едва живые и вымокшие по пояс. Сашка никогда бы не подумал, что такое возможно. Даня и тот был весь в снегу, потому что его многократно роняли. К тому же Даня оказался невыносимым раненым. Он то извинялся, то произносил нечто вроде:

– Господа! Мне дико неудобно, что я утомляю вас однообразными просьбами, но вы привязали меня к носилкам, а у меня дико чешется нога!

Вечером, когда они сидели у костра и в случайно найденной консервной банке топили снег (откуда у сбитого шныра взяться котелку?), Сашка спросил у Меркурия, зачем отец прострелил сыну ногу.

Меркурий отломил от бороды сосульку.

– Старая шныровская загадка. Ей сто лет. Что ты написал.

– Ну чтобы тащил.

– Верно. Из тайги одному не выйти. Сыновья у этого человека ссорились. Жили недружно. А так старший будет тащить младшего. Это их сблизит. Они не разлучатся. Потом.

Яра стояла перед Эрихом и гладила его по пропаханной шрамом морде. Широкогрудый жеребец фыркал и чуть поджимал уши.

– Мой бедный! Любимый! Бедный! – нежно повторяла Яра, успокаивая его.

Любить нечастных было частью ее натуры. Ул часто шутил, что в старости, когда все внуки вырастут, он подарит Яре кошку без лапок, чтобы она не скучала.

Но до старости нужно еще дожить. Эрих же был несчастен уже сегодня и сейчас. Потеряв глаз, он стал недоверчив, зол, дик. Никого не подпускал со «слепой» стороны, пугался любого случайного звука, шарахался и однажды едва не сломал Яре ногу, притиснув ее к воротам. Другие жеребцы – Цезарь, Митридат, Зверь – не делали Эриху никаких скидок, а при случае могли и лягнуть, пользуясь преимуществом. Один Икар жалел его. Подходил, клал на круп морду и, казалось, грустил с ним вместе.

Кавалерия отговаривала Яру нырять на Эрихе, но та упрямилась.

– Это мой конь! Его ранили из-за меня! Я не могу его бросить! – говорила она.

– Не надо никого бросать. Не ныряй на нем! А если он неточно войдет в тоннель? Испугается чего-то в болоте ? Если гиела подберется со слепой стороны?

– Это мой конь. Понимаете: мой! Мы с ним одно целое, как Ул одно целое со своей Азой, – упрямо твердила Яра.

Сама Кавалерия не привязывалась к определенной лошади и летала на многих. Говорили, потому, что несколько лет назад у нее пал красавец Фаталист – лучший из жеребцов ШНыра, уходивший в нырок как ласточка, с короткого разгона. Пал молодым, от укуса гиелы, когда снаружи казалось, что и раны никакой нет – лишь небольшая царапина на крупе.

От Фаталиста были Цезарь, Зверь и Икар, причем самый чуткий, пластично нервный и многообещающий для нырков Икар покалечился жеребенком. До сих пор Кавалерия закрывала глаза, когда при ней Икар раскидывал единственное свое огромное, сказочно прекрасное крыло и безуспешно пытался взлететь, беспомощно загребая воздух культяпкой другого.

Успокоив Эриха, Яра оседлала его и вывела из пегасни. Конечно, на жеребца безопаснее сесть сразу и жестко контролировать поводьями (вдруг затеет с кем-нибудь грызню), но по здравом размышлении Яра решила пожалеть свои коленки.

Прогрев Эриха сначала шагом, а затем на неспешной рыси, Яра перевела его в галоп и, припустив поводья, толкнула шенкелями. Эрих взлетел, сделав это немного неуклюже, с небольшим креном в сторону слепого глаза. Он теперь всегда так взлетал. Уцелевший глаз давал мозгу обманчивую картинку.

Не спеша покидать защищенные пределы ШНыра, Яра сделала на жеребце несколько кругов. Жеребец шел ровно, мощно, крыльями, как веслами, зачерпывая ледяной воздух.

Именно в этот момент Яра вспомнила, что забыла оставить в комнате змейку. По шныровской привычке, ставшей для нее естественной, как чистка зубов, она проверила все: заколки, одежду, выгребла из карманов мелочь, выложила телефон. Никаких полимеров, пластика, синтетики. Двушка не терпит даже вискозы в одежде. Только чистый хлопок или кожа.

Все предусмотрела, умница, а вот браслет как-то выскользнул у нее из мыслей. Похоже, в тот момент, как она мельком взглянула на запястье, змейка была у нее в крови.