Евгений Лукин - Раздолбаи космоса, или Гений кувалды

Тут Ромка заметил, что Никита смотрит на него со страхом, и умолк.

– Вы… хотите сказать… – чуть ли не пятясь, вымолвил Никита, – что это не они, а мы сами?.. Ромка не понял.

– Эти вещи, – пояснил Никита. – Вся эта кунсткамера… То есть они предоставили нам все для творчества, а мы…

Он плотно зажмурился и с тихим стоном замотал головой.

– Ну! – радостно вскричал Ромка. В отличие от Никиты он не видел в ситуации ничего трагического. – Никто ж не знает, как что устроено. Вот и налепили горбылей!

Никита Кляпов медленно разъял бьющиеся веки и затравленно взглянул на Ромку.

– А вы? – с горечью молвил он. – Вы тоже к этому приложили руку?

– Не-а, – беззаботно ответил Ромка. – Чего мне там делать? У меня и так все есть.

– Но хоть кто-нибудь… хоть один человек… справился?

– Приплыли! – с достоинством сказал Ромка. – А самогонный аппарат у Пузырька – откуда? Намыслил только так!

Никита Кляпов затосковал, ссутулился, свесил руки чуть не до колен и даже больше прежнего стал похож на маленьких лупоглазых побирушек.

– А уничтожить это уродство… не пробовали?

– Дедок пробовал, – гордый своей осведомленностью сказал Ромка. – У него койка железная не вышла, ну и он давай ее это… уничтожать. Поддается, но медленно, трудно… Даже, говорит, измыслить ее было – и то легче. Ну он и плюнул.

– А кукла? Кажется, вы так ее назвали?.. Для начала Ромка огляделся – нет ли поблизости Леши.

– Только тихо… – предупредил он, понизив голос. – Значит, Леша Баптист… Кляпов вздрогнул.

– Почему баптист?

– Баб тискает, – пояснил Ромка. – Он, короче, дома с ними позапутался, ну там с женами со всякими… И, значит, – сюда…

Кляпов испуганно вскинул слабую руку.

– Я понял, – мертвым голосом сообщил он. – Пигмалион и Галатея…

– Чего-чего? – поразился Ромка, но Никита его не услышал. С изжеванным переживаниями лицом он тоскливо смотрел на свои босые косолапенькие ступни.

– Скажите, – выдавил он наконец, – а в этой, как вы говорите, «конуре»… что-нибудь съестное намыслить можно?

– Пожрать, что ли? Так давай я тебе сейчас во-он тот камушек долбану! Мне это – как два пальца!

Никита боролся с собой. По худому горлу его медленно прокатился кадык.

– Нет, – сказал он наконец. – На это я не пойду…

Ромку разбирало любопытство.

– Слушай, – сказал он. – А чего ты их долбать боишься?

– Да вы взгляните! – с неожиданной страстью в голосе взмолился Кляпов. – Ну хотя бы вон на тот, с прогибом!

Ромка взглянул. Камушек как камушек. С прогибом.

– И чего? – спросил он, снова поворачиваясь к Никите Кляпову.

– Да это же произведение искусства! Внезапно глаза Кляпова, устремленные в сторону глыбы, стали такими беспомощными, словно их опять поразила близорукость. Ромка обернулся. Сияя серебряным своим балахончиком, к ним стремительной легкой походкой приближалась Лика.

– Поздравляю! – язвительно сказала она Ромке.

– С чем? – не понял тот. – Задаток Маше дал?

– Ну…

– С этим и поздравляю. Сидит у Пузырька. Если через три дня начнет плести – слава Богу. Большой хоть задаток?

– Н-ну… – Ромка в замешательстве показал ладонью высоту пригорка отваленных Маше капсул. – Вот столько…

– Ты бесподобен, – процедила Лика и, одарив обоих ослепительной улыбкой, пошла прочь.

Ромка хмыкнул и поскреб ногтями намечающийся ежик.

– Она… здесь живет? – услышал он совершенно идиотский вопрос Кляпова.

– Ну а где же еще?

– А из того, что я видел в доме… она тоже что-нибудь… измыслила?

– Кровать трехспальную видел? Ну вот это она.

– Я почему-то так и думал, – с облегчением проговорил Никита Кляпов. – Единственный предмет, на который приятно взглянуть. Только… – Он встревожился вновь. – Почему-то холодная, почти ледяная. И очень твердая.

– Так это ж не настоящая кровать, – с готовностью объяснил Ромка. – Просто декорация такая. Лика раньше художником в театре работала. Ну а это, значит, из какого-то спектакля кровать… Она ее так, не для спанья измыслила, а чтобы формы, говорит, не потерять…

– Понимаю… – Никита кивал, все еще глядя вслед Лике. – Это я вполне понимаю… Внезапно он осекся.

– Послушайте… – Голос его упал до шепота. – А когда… когда вы следили за мной в этом доме… она там тоже была?

– Все были, – сказал Ромка. – И она тоже. Бледный с прозеленью Никита закрыл глаза и долго их не открывал. Ромка даже встревожился.

– Э! – опасливо позвал он. – Ты чего? Никитз Кляпов заставил себя поднять веки.

– Как отсюда выбраться? – сипло спросил он.

– Куда?

– Обратно… Я не могу здесь больше…

Ромка ухмыльнулся, взял Никиту за локоть и подвел к проему между опорами, выводящему на площадь с пятиэтажкой. Из-за угла здания выглядывал округлый блестящий бок и крохотный лапоток посадочной опоры.

– Вон там, – сказал Ромка, указывая пальцем, – летающая тарелка стоит. А в ней два придурка – никак улететь не могут. Иди, третьим будешь… Да не бойся. Кукла Маша, говорят, наружу вообще не выходит.

– Ужасно. Ужасно… – бормотал Никита Кляпов, ковыляя по кварцево посверкивающей пустыне. – Видела… Все видела…

И хохотала вместе со всеми? Нет. Не может быть…

Торцовая стена пятиэтажки была уже совсем близко. Никита взял левее – так, чтобы между ним и домом оказалась летающая тарелка. Подобравшись клюку, остановился, прислушался. Внутри два мужских голоса вели неторопливый, навевающий жуть разговор.

– …борзота без понятий, – угрюмо излагал один. – За такой базар, я не знаю, нос по уши отрубить, а попробуй! Раковые шейки, мать иху! Щелчка отпустили – дня три буксовал. Кликуху свою еле вспомнил…

– Да… – со вздохом соглашался другой. – Вантажа тут нету. И хвостом бить – бесплатно… Первый помолчал сердито и заговорил снова:

– Нашли рогомета – камень долбать! Да я тяжелее стакана отродясь ничего в руках не держал! Если бы не пацаны, хрен бы я в шлюмку полез! Язушок пригнали. Так, мол, и так, без разборки не выпрыгнешь – отрихтуем на штыке…

– Здравствуйте, – робко сказал Никита Кляпов, ступая на трап.

Двое мужчин совершенно уголовной наружности повернули к нему головы. Никита содрогнулся. Особенно жуток был тот, справа – коренастый, с беспощадным рельефно вылепленным лицом. Убийца, да и только!

– Я, собственно… – молвил Никита Кляпов, продвигаясь еще на шажок по аппарели. – Я хотел узнать… нельзя ли мне с вами… Словом, мне очень нужно назад, на Землю!

– Ушел отсюда! – тихо и страшно выговорил второй уголовник, не сводя с Никиты волчьих желто-зеленых глаз. – Резко ушел!

– Что за дела, Крест? – Голос коренастого угрожающе рухнул на низы. – Хочет – пусть летит!

Не отвечая, тот, кого назвали Крестом, легко поднялся с корточек. Был он жилист, долговяз, а из одежды на себе имел только длинные и кривые шорты веревочного плетения. Стремительно шагнул к выходу – и Никита невольно отступил, сойдя при этом с трапа. Рука по старой памяти дернулась было к очкам и замерла на полдороге.