Галина Романова - Выбор наследника

Он ринулся прочь через три ступеньки, легко неся хрупкое тело, из которого каплями уходила жизнь. Туда, в лабораторию, уже догадавшись, что маг имеет в виду.

— Ковер…

Под старым, вытертым ковром, на котором от рисунка остались лишь пятна краски, обнаружилась пентаграмма. Одного взгляда на чертеж было достаточно, чтобы его затрясло. Он не ожидал ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС увидеть эти символы и невольно опустился на колени, касаясь руками начертанных в строгом порядке рун.

Хрип у стены заставил отвлечься. Старый маг испускал последний вздох.

— Возь-ми, — с трудом выговорил, указывая глазами на шкатулку на полке. — Там…

Голос его прервался. Жизнь покинула тело.

Но люди уже грохотали сапогами по лестнице. И счет пошел на секунды.

Он сразу понял, что это, — в тот самый миг, когда открыл шкатулку. Успел порадоваться дорогому подарку, сделанному магом, — и все.

Дверь дрогнула и распахнулась во всю ширь, подавшись под напором толпы. Люди заревели яростно и весело, увидев наконец загнанного в угол монстра — чудовище с бело-голубой кожей и ярко-красными глазами с вертикальными росчерками зрачков.

— Аа-а-а! Лови его! Ату!

Время остановилось. Но за ту долю секунды, которая была нужна первым смельчакам для того, чтобы преодолеть несколько шагов, отделявших толпу от ее жертвы, он успел, зажав в кулаке крошечный пузырек, очертя голову ринуться в пентаграмму. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда…

На Радужный Архипелаг.

— Подальше отсюда…

Кажется, он произнес эти слова вслух, потому что лорд Лоредар вдруг осекся:

— Что ты сказал?

— П-подальше отсюда! — повторил наемник, делая шаг назад.

К его удивлению, советник рассмеялся.

— Да иди! Иди, куда хочешь! Дверь открыта! — Он взмахнул рукой, указывая направление на выход. — Только даю голову на отсечение — ты скоро сам приползешь обратно и будешь умолять меня на коленях позволить тебе остаться!

Фрозинтар заставил себя быть спокойным. Сжав кулаки, он круто развернулся на каблуках и, чеканя шаг, направился прочь.

В одном его хозяин был прав — он не знал, куда идти. У него действительно никого и ничего не было, разве что кроме…

Попытка потерпела неудачу. То ли остроухий оказался крепким орешком, то ли у него ослабла хватка, но ни вырвать у эльфа чужую тайну, ни вскрыть каналы и вычерпать его энергию не удалось. Проще простого было убить лишившегося сознания от боли и усталости пленника, но терять такой источник энергии не хотелось.

Впрочем, существовал еще один способ получения энергии. На это уйдет гораздо больше времени, и в конце от эльфа ничего не останется, но Пронитс готов был пойти на такой шаг. Все, что от него требовалось, это настолько ослабить пленника физически и морально, что у него просто не останется сил. Тогда он будет вынужден в обмен на жизнь открыть свои энергетические каналы — останется только оказаться рядом в этот момент и перехватить льющую через край Силу.

Добиться этого — ослабить противника — можно было только одним способом.

От толчка он по инерции сделал несколько шагов вперед, но споткнулся на дрожащих ногах и рухнул лицом вниз на холодные камни. Из разбитого носа вверх, в череп, стрельнула боль, но он лишь дернулся всем телом, как от удара.

— Вот, — глухо, сквозь стук крови в ушах, услышал голос, — забирайте новенького…

— Встать! — Пинок под ребра снова заставил тело содрогнуться, но сил приподняться не было.

— Ты… остроухая падаль…

Он сжался в предчувствии удара, но его не последовало. Сразу несколько рук вцепились ему в плечи, приподнимая и волоча куда-то. Он повис в чужих жестких объятиях, обмяк и лишь застонал, когда его рывком перевернули, усаживая у стены. Мозолистая рука прошлась по лицу, не столько стирая, сколько размазывая натекшую из носа кровь.

— М-м-м…

— Что с ним? — над головой зазвучали смутно знакомые голоса. Этот гортанный выговор он уже где-то слышал. — Остроухий в порядке? Очнись, э…

— Может, ему язык вырвали? Ну-ка, откройте ему рот… Давай свечку поближе…

Чужие пальцы вцепились в губы, и он мотнул головой, вырываясь.

— Н-нет…

— Фу, говорить может, значит, все в порядке… Ну, ты живучий, приятель! — Его похлопали по плечу. — Поздравляем!

К губам поднесли край чашки, но глоток он сделал только после того, как теплая, отдающая землей и гнилью, словно ее черпали из торфяного болота, вода коснулась потрескавшихся губ. С превеликим трудом заставив себя проглотить несколько капель, Карадор открыл глаза.

Было темно, и пленник несколько раз хлопнул ресницами, чтобы глаза привыкли к темноте, после чего огляделся по сторонам.

Эльф сидел, прислонившись к стене, в тесной пещере, где и без него было полным-полно народа. Большей частью здесь находились люди и темные альфары, но имелись и белокожие цверги, а над ним самим склонились два самых настоящих орка. Их физиономии показались ему настолько знакомыми, что новичок раздвинул губы в улыбке:

— Привет, ребята. Как жизнь?

— Да уж лучше, чем у тебя, — проворчал один и тут же заработал тычок локтем от напарника:

— Цыц! Парню так досталось, а ты… И мы нынче в одной лодке, так что помалкивай!

— Не думали, что выживешь, Каро, — засопел разбитым носом орк. — Особенно после того, как гном про этого мага нам такое порассказал…

Орки кивнули на молодого альфара, который сидел рядом с убитым видом. С первого взгляда эльф признал в нем Акко и, дотянувшись, толкнул его в бок:

— Не беспокойся. Я ему ничего не сказал… А где это мы?

Орк Кутх с шумом втянул воздух перебитым носом:

— На каторге, мать их… Всех захваченных на поверхности пленных и собственных преступников они ссылают сюда — копать туннели. Говорят, это навсегда. Здесь недолго живут.

— Особенно остроухие, — промолвил какой-то человек, сидевший в стороне в полном одиночестве. — Были тут такие же, как ты. Дольше тридцати смен ни один не продержался. Кто сам сдох, кто с собой покончил…

— Понятно. — Карадор подтянулся на дрожащих руках, пытаясь сесть прямее. — Кстати, у нас поесть ничего нету?

Остальные заключенные так и не поняли, почему, услышав эти безобидные слова, оба орка внезапно захохотали в полный голос.

Уронив голову на руки, драур лежал там, где его свалила усталость. Сил не было даже на то, чтобы ругать себя за беспечность. Ведь знал же, что путь предстоит долгий и опасный! Знал, что на пути могут встретиться разные преграды и непредвиденные обстоятельства, знал, что возвращаться ему некуда — да и незачем. Так почему же, какого гоблина он отказал себе в последнем удовольствии пройтись карающим, наводящим ужас смерчем по этим замкам? Почему не покуражился напоследок, вымещая злость и досаду на тех, кто живет полной жизнью, в то время как он обречен на замороженное существование? Почему просто ушел, не оставив по себе «добрую» память и ужас в сердцах тех, кто стал бы свидетелем его прощальных «забав»? Только ли потому, что внезапно захотел притвориться живым? Или потому, что слишком спешил, чтобы размышлять и строить планы мести?