Анфиса Кохинор - Дурацкие игры магов. Книга вторая.

- Опять?!! Да, что же это делается?! Стоило вам собраться вместе, так сразу пить? Витус! Куда ты смотришь? Дети спиваются, а ты и в ус не дуешь! Потворствуешь пагубной страсти! Так ты заботишься о подрастающем поколении?!

Маг-целитель нервно хихикнул и исчез, а Розалия накинулась на Диму:

- А ты? Только вернулся и тут же за бутылку! Знаешь, как это называется?

- Алкоголизм, - услужливо подсказал Артём и со счастливой улыбкой повис на шее Дмитрия. - Поздравляю! Ты алкоголик, дружище!

- Вот именно! - уперев руки в бока, кивнула Розалия. - Немедленно прекратить! Отправляйтесь спать, и чтобы до утра я никого из вас не видела!

Валентин покосился на окно, за которым занимался рассвет, и осторожно заметил:

- Уже утро.

- Молчать! Быстро по постелям!

- Лично я предпочитаю не спорить, - заметил Дима и посмотрел на Артёма.

Временной маг согласно кивнул, расцепил руки и поднялся.

- Спокойной ночи, мадам, - вежливо произнёс он и нетвёрдым шагом направился к дверям.

Дима помахал рукой землянину и поплёлся следом.

- Предатели, - прошипел Валентин и с любовью взглянул на мать: - Я больше не буду.

- Чтобы в последний раз… - начала Розалия, но Солнечный Друг не дослушал: он поспешно кивнул и растворился в воздухе, прихватив с собой тихого, как мышь, короля Инмара.

Обида.

Дмитрий и Артём молча брели по коридору. Несмотря на бурно проведённый день и гуляющий в крови алкоголь, спать не хотелось, а разговор не клеился. Тёма не желал рассказывать другу о смерти матери, о том, что струсил и не показался на глаза отцу, а Диму тревожил Смерть - время шло, ярость второй ипостаси росла. Дмитрию необходимо было накормить бьющегося в его "объятьях" зверя, пока тот не обезумел и не вырвался на свободу. Но при Артёме маг даже подумать об этом боялся. Уж кто-кто, а сумасшедший принц Камии не преминул бы поучаствовать в охоте, а в его состоянии это было равносильно самоубийству. Тёма веселящийся, обиженный, скандалящий или ругающийся - Диму устраивало любое состояние друга, кроме агрессии, потому что в собственном сознании он постоянно лицезрел безумствующую Смерть и не хотел, чтобы Артём становился таким же.

- Ну что, правда, спать? - нарушил тишину временной маг.

- Правда, - кивнул Дмитрий, чувствуя себя предателем. "Так надо. Так правильно. Так лучше для Тёмы" - мысленно повторил он и улыбнулся другу: - Спокойной ночи.

- Ага.

Артём уныло качнул головой, развернулся и зашагал к своим покоям. Дмитрий смотрел ему вслед, понимая, что друг только и ждёт, чтобы его окликнули. Но он промолчал. Временной маг свернул за угол, а перед глазами Димы продолжала стоять ранящая душу картина: удаляющаяся фигура в чёрном, расшитом серебром плаще.

- Так нельзя, - пробормотал маг и хотел броситься за другом, но Смерть, почуяв, что "кормёжка" вот-вот отложится, зашёлся в истошном крике.

Тело тряхнуло, глаза резанула острая боль, и маг понял, что мешкать больше нельзя. Ещё чуть-чуть и полетят головы - все подряд, без разбора. Кровь в висках застучала бешеной дробью, крылья носа затрепетали, улавливая запахи человеческих тел. Их было много, очень много, и Смерть жаждал убить всех в замке, одного за другим. Дмитрий поднял блестящее от пота лицо, издал приглушенный, страдальческий рык и ринулся в Камию, чувствуя, как рвётся из глаз холодное белое пламя.

Смерть оказался в сердце Тхарийского леса, среди кряжистых уродливых деревьев с бугристой, морщинистой корой. Толстые, искорёженные ветви, усыпанные широкими, лилово-сизыми листьями, тянулись к чистому небу, словно хотели замарать его нежную голубизну. Смерть принюхался как голодный хищник, на секунду замер и побежал, продираясь сквозь заросли колючих кустов. Сломанные ветки шипели, их бледно-жёлтая мякоть сочилась ядовитым соком. Тягучие капли яда падали на жесткий фиолетово-бурый мох и разъедали его, обнажая влажную глинистую землю. Острые шипы цеплялись за одежду, царапали кожу, и с пальцев мага полетели молнии. Он мчался к логову шырлона, оставляя позади выжженную полосу леса.

Смерть выскочил на скалистую поляну и остановился. Стаи мелких чёрных птиц испуганно вспорхнули в небо, прервав жуткий пир: среди обломков скал и громадных валунов валялись обглоданные полуразложившиеся трупы людей и животных, жёлтые черепа и разгрызенные кости. Воздух наполнял удушливый запах гнили и жужжание несметного количества зеленоватых мух. Смерть глубоко вздохнул и оскалился, предвкушая веселье.

Из глубины тёмного логова послышалось злобное рычание, и наружу вылез громадный шырлон. Свалявшаяся колтунами шерсть стояла дыбом, могучие когтистые лапы скребли по каменистой земле, высекая искры. Раздался оглушительный рёв, по мохнатой шее потекла склизкая розоватая слюна, и шырлон стал медленно наступать на чужака, прожигая его угольками маленьких красных глаз. Маг блаженно улыбнулся и в неестественно-затяжном прыжке взлетел на загривок чудовища. Шырлон взвыл, заметался среди скал, стремясь скинуть седока, и, дико захохотав, Смерть стал руками рвать мохнатую, жесткую шкуру. Чудовище завизжало от боли и покатилось по земле, в надежде придавить мучителя, но тот соскочил на камни, взглянул на окровавленные руки, и холодный белый свет в глазах стал разгораться всё ярче и ярче, вырываясь наружу и окутывая мага с головы до ног.

Истекающий кровью шырлон вскочил на ноги и остервенело ринулся на врага. Он совершил отчаянный скачок, навалился на мага своей исполинской тушей, и тут же издал душераздирающий крик боли и ужаса, напоровшись на острую раскалённую пику. Шырлон испустил протяжный предсмертный стон, дёрнулся и обмяк. Маленькие глазки подёрнулись пеленой и закрылись.

Несколько минут тишины, и стаи чёрных птиц вернулись к прерванному пиршеству, в воздухе вновь закружились зеленоватые мухи, и возле логова тхарийского шырлона продолжилась повседневная, размеренная жизнь…

Временной маг дошёл до своих покоев, остановился перед высокими бело-золотыми дверями и с досадой пнул их ногой. Спать не хотелось категорически, особенно после того, как Дима фактически прогнал его. "Если в постели видеть не желает, я бы в кресле подремал, мне не трудно. Знал же, что я не хочу оставаться в одиночестве", - кисло подумал Артём, скользя невидящим взглядом по изящной золотой окантовке.

Неожиданно шоколадные глаза прояснились и сразу же наполнились негодованием: по связи докатилось волнение, слабый отголосок боли, и вдруг Дима исчез из Керона.

- Это нечестно!

С пальцев посыпались чёрные искры. Ударяясь о белоснежные створы, они оставляли грязно-серые точки и полосы, расцветали тёмными уродливыми бутонами на концах золотых завитков. Полыхая ледяными серебряными глазами, Смерть смотрел, как его друг бежит по Тхарийскому лесу, и скрипел зубами от негодования.