Даниил Аксенов - Герои умирают дважды

К сожалению, старшее поколение повело себя более благоразумно. В замок заявился отец Женара собственной персоной и чуть ли не силой увез сына, громогласно угрожая лишить его наследства и титула в случае отказа. Ан-Котеа еще не потерял надежды получить руку графини и усердно сопротивлялся натиску отца, но проиграл. Виктор был рад отъезду соперника, хотя считал давление отца несправедливым. Однако же когда стало известно, что Женар записался в ряды осаждающих, Антипов сразу понял, что графский сынок не отступил. Тот наверняка вынашивал какой-то план, возможно далее рассчитывая украсть графиню при падении замка.

Антипов не смог переубедить старших дворян. Те уезжали, непоколебимые в своем позорном выборе, хотя графиня тоже просила их остаться.

Виктор любил стоять у ворот и провожать глазами отъезжающих. В его родном мире бегство по расчету тоже часто встречалось. В обоих мирах полно храбрецов, людей чести. Они готовы бросаться на врага, отстаивать свои принципы, давать отпор мерзавцам, но… только если все происходит быстро. Дайте отважным людям время на раздумье — и их количество резко сократится. Они начнут думать о себе, о выгодах, о бесполезности благородных поступков, об адекватном ответе на злодеяния, да о чем угодно! Но после размышлений уже мало кто будет бросаться на врага, отстаивать свои принципы и давать отпор мерзавцам. Мысли отравляют честь, делают ноги ватными, а сердца дряблыми. Но если взять оставшихся храбрецов, самых стойких, и объяснить им, что подвиги пойдут во вред их семьям, то и эти отрекутся от самих себя. Храбрец, обремененный заботой о родных, превращается в труса.

Впрочем, Виктор и сейчас не терял времени даром. Он вошел в бурлящую энергией колею и не собирался ее оставлять. Антипов фехтовал с Менелом, пытаясь перенять стиль, изучал софота, беседовал с графиней (и не всегда только беседовал), а также налаживал отношения со жрецами. В последнем случае дело так продвинулось, что жрецы согласились отпустить Риксту из-под домашнего ареста. Они, в отличие от дворян, не собирались уезжать. Виктор уже давно догадался, что Терсат рад любым развлечениям, даже осаде, и был полностью прав. Жрецам ничто не грозило (кроме случайного снаряда из требушета, чего, вероятно, не будет: ведь дядя Ласаны не захочет сильно портить свое имущество), и они готовы были наслаждаться бесплатным зрелищем на положении нейтральных привилегированных зрителей. Антипов узнал, что Илеа будет наблюдать за сражением со стороны осаждающих, а Терсат останется в замке. Поведение жрецов не просто вписывалось в План, а было его частью.

Таков был расклад сил на тот момент, когда случилось одно важное и очень интересное событие. Но прежде чем перейти к его описанию, нужно сказать пару слов о взаимоотношениях Виктора и графини. Оба откладывали решительное объяснение — насчет брака.

Как многие женщины, Ласана в целом хотела замуж, но как все красивые и богатые женщины — с большими оговорками. Избранник ей нравился, даже очень сильно, она видела его в деле, но боялась будущего. Осады замка уже не остановить даже с помощью брака. А незамужняя графиня — не то же самое, что замужняя. У незамужней красавицы больше пространства для интриг и переговоров. Ласана была влюблена в Ролта, но мудрость советовала ей подождать.

Виктор тоже не спешил жениться. Но в этом был типичный мужской комплекс. Он знал, что девушка принадлежит ему. Это знал бы каждый, имеющий глаза. Антипов хотел жениться на возлюбленной, но одновременно не хотел расставаться со свободой. Женитьба ведь — ответственный шаг! Какой оставался выход? Затягивать, пока желание жениться не перевесит желания сохранить свободу. Вот он и затягивал, как любой другой на его месте. Говорил девушке нежности, но с предложением не торопился. Не будем его осуждать. Виктор — не многоженец, женат еще не был и старался подойти к браку очень серьезно.

Итак, в тот час, когда случилось то интересное событие, наш герой в обществе слуги направлялся к графине. Зачем ему слуга, спросите вы? Для того чтобы увести Вирету, ответил бы Виктор. Графиня, как здравомыслящая девушка, опасалась утратить контроль над собой и обычно не оставалась с Ролтом наедине.

Между тем замок бурлил, готовясь к осаде. Окрестные крестьяне на больших громоздких подводах, запряженных деревенскими лошадьми с мощными ногами, доставляли продовольствие. Даже около главного входа царили грязь и неразбериха. Подвод было слишком много, и дворецкий, не справляясь с разгрузкой с помощью слуг, поручил это делать крестьянам. Возницы и их подручные просто сами относили свой товар в подвалы, где мешки взвешивали, пересчитывали и записывали полученный результат. Мука, рассыпанная на полу, чьи-то грязные следы на выщербленном камне, поломанная дверь, запачканная какой-то липкой желтой гадостью, — все свидетельствовало о том, что слугам придется хорошо поработать, чтобы привести коридоры замка в нормальный вид.

Представитель замка Орреант привычно подошел к двери в комнату Ласаны. Виктор был слегка не в себе. Он заснул вечером на какие-то полчаса, и ему вновь приснилось желание стать магом. Это желание его уже сильно раздражало.

На этот раз коридор не был пуст. Там толпился народ, состоящий из низенького толстяка-дворецкого Раклы и трех пыльных крестьян с мешками и большим кувшином. Уже темнело, и в коридоре горел факел, освещая деревянную дверь ярким живым светом.

Подойдя поближе, Антипов отчетливо услышат разговор, который велся полушепотом, видимо, из опасений побеспокоить графиню.

— Ослы! — шипел Ракла, его грудь тряслась вместе со знаком лисицы, висевшим на шее на золотой цепи. — Я же сказал вам, куда идти! Курица соображает лучше вас! Почему вы здесь, а не в подвале?

— Ваш милость, так мы это… заплутали. — От группы крестьян отделился самый крепкий и низкорослый.

Антипов со слугой подошли поближе, остановившись за спиной дворецкого. Тот обернулся.

— Вот, полюбуйтесь, господин ан-Орреант, — сообщил Ракла дрожащими от возмущения губами. — Я им третий раз показываю дорогу к подвалу, а они все время не туда сворачивают! Это ведь кем нужно быть!

Трудно сразу сказать, что насторожило Виктора. То ли подозрительно низкий рост всех трех крестьян, то ли их речь, подчеркнуто простая, с выпяченным деревенским говорком, но скорее всего — повадки. Носильщики двигались на первый взгляд неуклюже, но опытный воин, присмотревшись, увидел бы и плавность движений, и их экономность, и даже бесшумность. О шаги крестьян были слышны, шарканье раздавалось еще какое, но все-таки временами проскальзывала бесшумность. Словно человек сделает один нормальный шаг, потом спохватится и специально начнет шуметь.