Сильва Плэт - Сложенный веер

— Ты внезапно охромел или потерял разум? — гаркает она ему в самое ухо, напоминая самой себе достопочтенную мадам Хетчлинг.

— Не пихайтесь, я сам пойду.

Они идут рука об руку по улице. Лисс приходится запрокидывать голову, чтобы видеть глаза Медео, а он примеряет свою поступь к ее мелкому шагу.

— Так что ты намереваешься делать с Эрлой?

— Жить, — Медео пожимает плечами. — Я ее люблю. Не думайте, это не из чувства благодарности.

— Благодарности?

— Эрл всегда был единственным, кто воспринимал меня всерьез. Я напивался, скандалил, бил посуду, валялся в непристойном виде по сеновалам… а он просто… можно я не буду рассказывать?

— Можно.

— Я могу пойти… туда, где мы сейчас живем, и сказать Эрле, что Вы и лорд Дар-Халем разрешаете ей приехать в замок?

— Давай лучше так. Мы вместе пойдем туда, и я сама приглашу ее приехать.

Ошеломленный, Медео даже умеряет шаг.

— Вы сами… это будет даже немного слишком. Но хорошо… идемте. Она будет рада.

— Медео, ты ее любишь?

Он совсем останавливается.

— Что Вы имеете в виду? Она моя деле.

Лисс возводит очи горе.

Еще не вывернув из переулка на маленькую площадь, где находится ночлежный дом, они слышат возбужденный гул голосов. Медео инстинктивно ускоряет шаг, его руки тянутся к застежкам орада. По мере их приближения голоса из возбужденных становятся испуганными, и, оказавшись наконец на заплеванном, вымощенном обтерханной брусчаткой пятачке, они застают не толпу, а поспешно разбегающиеся спины.

Смятение итано, в основном населяющих этот район столицы, понятно: в одном из окон второго этажа ночлежного дома восседает лорд-канцлер Аккалабата собственной персоной. В руке у него изогнутый меч, с меча стекают на тротуар капельки крови. Вид у лорд-канцлера отстраненный и задумчивый, как будто он сидит у камина в своей гостиной, а не на карнизе сомнительного хаяросского притона.

Медео каменными шагами приближается к брату, запрокидывает голову.

— Охаде! — лениво салютует лорд-канцлер.

— Кори! Что ты с ней сделал? — слова эти произносятся уже на подлете, с выхваченным мечом. Лорд-канцлер ловко сваливается в комнату, и следующая сцена исчезает из поля зрения Лисс.

Зато когда она поднимается по лестнице, ей хватает эмоций. Ее давно уже нельзя удивить скользкими от крови ступенями, и комок не подкатывает к горлу при виде выкатившихся из орбит застывших глаз. Но, пожалуй, их здесь слишком много — одетых в орады и щеголяющих открытыми крыльями трупов в этом замкнутом пространстве. От удушливого запаха смерти ей делается дурно, и, добравшись наконец до искомой двери, Лисс судорожно дергает за ручку, уповая на то, что не заперто, что ей сейчас удастся схватить глоток свежего воздуха…

— Не понимаю, зачем было присылать такое количество? Она бы и с двумя не справилась, — слышит она голос Кори.

Он стоит вполоборота и разминает пальцами темное от крови лезвие. «Мальчишка! — думает Лисс. — Хочет отличаться от Дар-Халема. Хьелль делает это перед боем…»

Медео сидит в углу на неубранной кровати, на руках у него — маленькая темноволосая женщина, жалобно всхлипывающая в плечо. Он гладит ее по волосам, шепчет что-то ободряющее, наконец, поворачивается к брату:

— Как ты догадался?

— Это Аккалабат, братик, если ты не заметил, — лорд-канцлер ужасно доволен тем, что «это Аккалабат».

— Но королева же сказала… она позволила нам. Я думал, что вопрос решен.

— Он думал, что вопрос решен! Медео, ты чудо! Ты еще чуднее, чем Элджи, хочу я сказать! — Кори, темноволосый и жилистый, как Хьелль, напоминает сейчас Лисс изящного, матово-прозрачного, как туманы Эсильских болот, Сида. Сида, стоящего в рубке «Альтеи» и прижимающего меч к горлу посла Краснова. С таким видом земной ребенок распаковывает новогодний подарок.

— Он думал, что вопрос решен, и отправился домой пешком! Не прекращая при этом разговоры разговаривать… с женой нашей малоуважаемой мамы.

— Заткнись, а? — Медео возражает, но вяло, и Лисс делает ему жест рукой, что, мол, не стоит, что ей все равно, пусть Кори выскажется.

— В чем-то ты, конечно, прав. Вопрос был решен. Но совсем в другом смысле, — продолжает Кори. Теперь он сидит на подоконнике, свесив ноги внутрь. Мечи убраны, заколка из волос выцеплена, на серебристом ораде ни пятнышка — ни дать ни взять, лорд-канцлер Аккалабата, наслаждающийся теплым летним вечером в кругу семьи.

— Ровно в тот момент, когда королева, как ты выражаешься, «позволила», смертный приговор твоей жене был подписан. Ее Величеству даже не требовалось незаметно кивать кому надо. Все сами все поняли. В добровольцах недостатка не было, — Кори широким жестом обводит скромную комнату. В ней на полу только три тела, но Лисс была на лестнице и все понимает. Медео на лестнице не был, поэтому она быстро шепчет ему:

— Посмотри снаружи!

Он смотрит недоуменным взглядом, потом бережно пересаживает леди Эрлу на постель, подбегает к двери, выглядывает…

— Кори!

— Что «Кори»? — сварливо отвечает лорд-канцлер.

Медео в два прыжка оказывается рядом с ним, обнимает.

— Мой брат сошел с ума, — недовольно бормочет лорд-канцлер, высвобождаясь.

— Их же там…

— Я не считал, — грубо прерывает Кори брата. — Не важно сколько, важно из каких кланов. И нужно это запомнить. На всю жизнь. Ты меня понял?

— Да, Кори, понял, — Медео, не поднимая глаз, опускается на одно колено.

— Это еще что? — осведомляется лорд-канцлер.

— Ты глава семьи, Кори. Это признание.

— Не нуждаюсь, — лорд-канцлер аккуратно огибает коленопреклоненного Медео, как будто об него, а не о валяющиеся у двери тела можно испачкаться, и быстро выходит. Взгляд, который он на пороге бросает на Лисс, нечитаем, но ей все равно. Всхлипывающая на кровати Эрла жива, а лорд-канцлер… «Он все равно наш мальчик», — тихо вздыхает Лисс и поворачивается к невестке:

— Леди Эрла, лорд Дар-Халем и я просим Вас почтить своим присутствием наш замок.

Лисс видит, как плечи Медео распрямляются, но он не спешит подняться с колен. Он кладет руку, согнутую в локте, на подоконник и надолго утыкается в нее носом. «Пусть поплачет, — решает Лисс. — Он тоже наш… мальчик».

Маршал Дар-Халем, лорд-канцлер Дар-Эсиль

— И ты ее нашел…

— Ровно там, где ты и предполагал, — Кори спрыгивает с подоконника в комнату. Оглядывается по сторонам — он давно здесь не был. Кажется, что целую вечность. И кажется, что ничего не изменилось. Только вместо маминой белой шали на спинке кресла… Вся злость и усталость нескольких дней выплескивается на ни в чем не повинную джинсовую куртку.

— Ненавижу! Ненавижу! Дрянь!

Лорд Дар-Халем не делает и шагу, чтобы поднять куртку с пола. Холодно замечает в пространство: