Сильва Плэт - Сложенный веер

Дальше оставаться в зале было уже невозможно, к дверям тянулись последние из уже прошедших отбор и сочувствующих. Лисс тоже пришлось отступить. Последнее, что она успела увидеть в проеме закрывающейся двери — все четверо инструкторов, в полной защите, выстраивались в боевом порядке напротив замотанного в плащ кура. Кур наматывал прядь волос на нос.

— Простите! Извините, пожалуйста!

Лисс, балансируя стопкой учебников, задержала руку с цифровой карточкой в сантиметре от замочного слота.

— Я не могу открыть дверь.

Вид у курицы, нарисовавшейся в углу поля зрения, был обескураженный.

— Я засовываю эту карточку в щель, как обычно. И никакого результата. А на вахте внизу никого нет…

Челку, закрывавшую пол-лица, ему наконец удалось откинуть набок и устремить на Лисс оба жалобных темно-карих глаза.

— Ты ее с коммуникатором рядом держал? — Лисс вспоминает о данном Гетману обещании и нагибается, чтобы пристроить книги у стенки. Кур устанавливается рядом на колени и помогает. Потом так и остается, смотрит непонимающе снизу вверх.

— У меня нет коммуникатора.

— Поразительно. Бегаешь звонить из учебной части? Чудеса медиевальной экономии?

— Мне некому звонить. Коммуникатора у меня нет. А дверь не открывается.

Куру, судя по всему, удобно сидеть так, на коленях. А Лисс чувствует себя идиоткой. Тем более, что к ногам почти прикасаются пушистые перья, скрытые под орадом.

— Ты, конечно, комфортабельно устроился возле моей двери, но… может, все-таки встанешь и пойдем вместе попробуем.

Кур благодарно кивает и вскакивает на ноги. В руках у него рюкзак с эмблемой Анакороса, какие выдают при поступлении, под мышкой иллюстрированная энциклопедия «Все о собаках». Бежевая плюшевая собачка пристегнута карабином и к застежке рюкзака. Так обычно носят девчонки, но куру, очевидно, все равно.

— Собак заводить нельзя. Администрация не разрешает, — глубокомысленно замечает Лисс, перемещаясь к соседней двери.

— Я и не собирался. Мне они просто нравятся. А вас как зовут? — Кур осторожно рассматривает ее из-под вновь свесившейся челки, отступает назад, сохраняя безопасное расстояние.

— Нас зовут Лисс. Можешь не представляться. Ты Хьелль Дар-Халем, я знаю, — она вытаскивает из протянутой руки карточку и засовывает ее в слот. Выждав положенную секунду, вытягивает обратно. Загорается зеленая лампочка. Лисс оборачивается к Куру и выжидательно смотрит.

— Ой, спасибо, — ничуть не смущаясь, говорит Кур. Он улыбается с искренней благодарностью. — Я, наверное, что-то не так делал.

— Ты слишком быстро вынимаешь карточку, после того как ее вставил. Просто скажи про себя «раз, два, три» и вытягивай. Дверь и откроется… — неожиданно для самой себя тоже улыбается Лисс. В мальчишке нет ничего отвратительного. Даже когда он стоит так близко. Пожалуй, первая часть в слове «птероантропы» занимает гораздо больше места, чем птичья составляющая в реальных особях.

— Ты на фехтование-то ходишь? — Лисс вспоминает, что ее просили «присмотреть», и задает функциональный вопрос.

Кур неожиданно улыбается еще шире.

— На фехтование? — похоже, она спросила что-то действительно очень смешное. У него все острое — скулы, выпяченный подбородок, нос, свисающие кончики волос, обтянутая темной тканью линия крыльев за спиной, даже губы тонкие, будто острые… и необыкновенно обаятельная улыбка.

— Спасибо, — еще раз повторяет Кур. Лисс замечает, что она все еще стоит, загораживая ему проход, и отступает в сторону. Он смотрит на нее, словно собираясь еще что-то сказать, но она уже, сделав рукой «пока-пока», удаляется в сторону своей двери.

В зимние каникулы она рапортует Гетману, что птероантропное существо подвида «кур аккалабатский» в колледже прекрасно прижилось, проблем не имеет и не создает, в техномедийные условия органично вписалось, а если и мучается в жару в своем вечном ораде (название черного балахона она извлекла из толстенного справочника «Одежда народов Вселенной»), то это пренебрежимая мелочь.

А через четыре дня после возвращения Лисс с заваленной снегом Ладоги на субтропический Анакорос из соседней комнаты доносятся такие хлюпающие и воющие звуки, которым могла бы позавидовать Гримпенская трясина. Стучать кулаком по стене Лисс считает ниже своего достоинства, поэтому она выходит в коридор и стучит в дверь.

Из-за двери слышится шебуршение, нечленораздельные стоны, царапанье и треск разрываемой ткани, стук, будто падают со стола какие-то банки-склянки… Лисс представляется, что такой набор звуков мог бы произвести голодный какаду-убийца, случайно выпущенный из клетки на разорение квартиры, где с ним из рук вон плохо обращались. Даже жалкие крупицы информации, нарытые в астронете, говорят о том, что дары Аккалабата не могут организовать подобную какофонию. Даже двенадцатилетние дары. Ну не душат же его и не режут, в самом деле? Хотя с них там станется, на феодальном Аккалабате. Попугай-убийца превращается перед мысленным взором Лисс в средневекового асессина с мордой, изрытой оспинами, в покоцанном капюшоне.

С явным намерением положить конец всем внешним раздражителям и предотвратить преступление, мешающее семи страницам ее выпускного реферата по астролингвистике превратиться в требуемые пятьдесят, Лисс возвращается в комнату, перелезает через поручни, отграничивающие ее балкон от соседнего, заглядывает в стеклянную дверь…

Платить за разбитое стекло она не собирается: ни открыть дверь снаружи, ни докричаться до этого пернатого идиота сквозь стекло не представлялось возможным.

Закатное солнце опускается над крышами Анакороса, и лучи его, проникающие сквозь открытую балконную дверь, окрашивают серые перья светло-розовым. Лисс сидит на кушетке, опершись спиной об стену, и редактирует реферат.

Ручка скользит и продавливает бумагу, потому что между коленями Лисс и стопкой бумажных листов находится чужая спина с пушистыми крыльями. Сгонять спину не хочется, она так уютно пристроилась, поэтому Лисс, хотя и хмурится, но продолжает работать как есть. Спина, в свою очередь, явно старается не дышать.

— Эй, ты живой там… пернатое?

— Угу. Ты занимайся, ты мне не мешаешь.

— Нахал.

— Угу.

Несколько минут тишины. Ручка поскрипывает по бумаге, Лисс шуршит, перекладывая последний на сегодня лист.

— Сейчас вычешемся еще, и баиньки.

— Угу.

— Я подарю тебе словарь языка Конфедерации. В нем около полумиллиона слов.

— Не надо. Лучше давай я тебе что-нибудь подарю.

— Ну, даже не знаю, — Лисс лениво тянется за щеткой, приподнимает одно из лежащих перед ней серых крыльев за рулевые, смотрит на просвет. — Красиво. Не то, что неделю назад. Давай лучше ты меня покатаешь.