Сильва Плэт - Сложенный веер

— Оооо, ты предлагаешь воспитывать земных шпионов из малышей-первоклассников? Или, вместо того чтобы давать образование отпрыскам, как правило, не последних семей с разных планет Конфедерации, заняться превращением их в наших послов доброй воли? Не слишком ли, девочка моя?

В последние годы это обращение из уст Разумовского обозначало, что Гетман начинал сильно злиться. Лисс не обратила внимания, она распечатывала конверт. Пробежав его содержимое глазами, Лисс махнула официанту и вновь подняла глаза на собеседника:

— Здесь место директора. Давайте закончим разговор. Вы все равно не поймете меня, мысля только такими категориями, как «вырастить шпиона» или «превратить в посла доброй воли». Тем, кто просил Вас выяснить, что я думаю и чем собираюсь заниматься, заняв предложенную должность, можете передать то же самое. Я согласна.

Элдж Дар-Эсиль

— Маааама! Маааам, он опяяяять! — маленький белобрысый мальчик с разбегу взлетает на самый верх парадной лестницы и врезается головой прямо в живот отца. Тот недовольно отстраняется, берет сына тремя пальцами за подбородок, холодно осведомляется:

— Что — опять? Кори опять тебя побил?

Мальчик покаянно вздыхает, но глаза на отца поднять не решается. Пальцы впиваются в подбородок еще сильнее…

— Элдж, я с кем разговариваю?

Элдж непроизвольно ойкает. Ему совсем не хочется рассказывать отцу, что Кори, который на год младше, выбил у него один меч в первой же атаке, во второй — порезал от плеча на всю длину серебристый орад, а в третьей — от души приложил по скуле металлической пластиной на перчатке. Но отец сам видит отсеченное полотнище и кровоподтек под глазом. Он наконец отпускает Элджи, брезгливо вытирает руку о свой орад.

— Ты старший сын дома Эсилей или кто? — это вопрос стандартный, но Элдж так и не научился на него отвечать. Поэтому он молчит дальше, чем еще больше выводит отца из себя. Голос лорд-канцлера Аккалабата сочится ядом:

— Я не намерен терпеть у себя в доме слабовольное, ни к чему не пригодное, вялое существо, которое только цветом орада похоже на моих предков. Это понятно?

Трещина в беломраморной плитке напоминает ящерицу, а уголок соседней черной отколот. Пол родового замка за десять лет жизни изучен старшим сыном дома Эсилей лучше, чем стены и потолок.

— Отвечай отцу, бездарь!

Рука лорда Дар-Эсиля уже занесена для удара. Элджи не привыкать, он просто считает про себя до ста. Тридцать один… тридцать два… тридцать три…

— Сид, не смей его трогать.

Мама, чуткая, любимая, все понимающая мама, всегда успевает. Вот и сейчас она перехватила руку мужа в сантиметре от крепко зажмуренных игольчатых ресниц, от почти незаметных белесых бровей, сведенных к переносице от напряжения, от обреченно наморщенного мальчишеского лба… перехватила и держит. Она бы не удержала, если бы лорд-канцлер действительно захотел ударить, но он только, выругавшись себе под нос, поворачивается на каблуках и уходит наверх, в свой кабинет, из окна которого десять минут назад видел отвратительную, невообразимую и непристойную сцену на лужайке.

Один из участников этой сцены стоит теперь, вжавшись лицом в шнуровку на платье матери. На бледной коже останутся следы, но это неважно, потому что нежные, надежные, добрые руки гладят по волосам, теплые губы целуют затылок.

— Не расстраивайся, милый. Все будет хорошо. У тебя все получится. Когда-нибудь.

В такие моменты Элджи кажется, что все действительно будет хорошо и что у него когда-нибудь получится двигаться так же быстро, как Кори, наносить такие же уверенные удары, так же неожиданно подниматься в воздух, выполнять финты, сбивы, перевороты…

— Ой-ой-ой! Наша цаца хочет обратно в детскую! — раздается ехидный голос от подножия лестницы. Средний сын дома Эсилей не выносит телячьих нежностей. О том, что при виде мамы, причесывающей Элджи, его, Кори Дар-Эсиля, тошнит и вообще у него аллергия на все эти «сюсю-масю» между мамой и старшим братом, Кори начал сообщать уже с трехлетнего возраста. Впервые взяв в руки меч.

— Кори, перестань! — укоризненно говорит леди Хелла. — Элдж — твой брат. Вы должны уважать и поддерживать друг друга.

— Спасибо, не надо, — огрызается Кори. — Я его поддержку в гробу видел. Скажи еще, что я должен любить… этого… неполноценного.

Элдж еще больше сжимается в материнских объятиях. В сущности, ведь Кори прав: на состязаниях молодых мечников толку от него никакого, друзей среди других даров своего возраста завести он не смог, талантами особыми не обладает… На него даже учитель танцев рукой махнул и сказал лорду Дар-Эсилю: «А знаете, может, его лучше в корпус… с такой-то координацией», за что и схлопотал по лицу железной лорд-канцлерской пятерней.

Элджи старается, очень старается соответствовать тому, что ожидается от «старшего сына дома Эсилей», но у него ничего не выходит. Ну и пусть, пусть главным и лучшим становится Кори. Мама же не разлюбит его из-за этого. А отец… отцу он никогда не был нужен.

Кори быстро проходит наверх, растопырив полы орада и нарочно задевая ножнами мать и брата. У него уже походка умелого мечника, все мышцы, какие нужно, расслаблены, а которые нужно — напряжены. Его никто никогда не застанет врасплох. Элджи немного завидует брату, но есть одна вещь, которой он не понимает.

— Мам, — тихо спрашивает он. — Почему эти мечи обязательны?

— Мммм? — ловкие пальцы разделяют путаницу серебристых прядей у него на спине и заплетают их в косичку.

— Почему мы непременно должны уметь сражаться на мечах? Почему нет ничего другого?

— Другого? — эхом повторяет леди Дар-Эсиль.

— Да, другого. Что я мог бы научиться делать, и меня бы все уважали.

— Это Аккалабат, милый. Я уже тысячу раз говорила тебе. Это Аккалабат.

— Но нам же не с кем воевать. У других планет лазерные пушки и бомбы. Здесь никого кроме нас нет. Зачем это, — Элджи запинается, но первый раз договаривает эту давно мучающую его мысль до конца, — …умение, если оно ни для чего не нужно?

— Элджи, родной, ты слишком много размышляешь. Мечи — это традиция. То, ради чего мы рождаемся и живем. Согласись, что есть много такого, без чего на первый взгляд могла бы обойтись та или иная цивилизация — книги, например. Или часы. Лошади. Или эти конфедеративные коммуникаторы.

Вот такие разговоры Элдж Дар-Эсиль любит больше всего на свете. Он любит рассуждать о том, как живут аккалабы и как они могли бы жить, если бы… или если бы не… Любит он и пробираться тайком в кабинет отца, где стоит экран, соединенный с астронетом, и, хотя ретрансляционные вышки на Локсии работают плохо, разглядывать нечеткие образы других миров, силуэты зданий непонятного назначения, из которых выходят и в которые входят совсем не похожие на аккалабов люди.