Сильва Плэт - Сложенный веер

— Гарка, я знаю тебя с детства. Я знаю твою ситуацию. Знаю, ради чего все твои «через тернии к звездам». Если бы все было нормально, ты бы уже строчил статью в «Медицинский курьер», давал интервью и каждый день собирал вокруг нашей парочки благоговейно внимающих тебе стажеров. И это было бы понятно: первая в истории пересадка верийского сердца представителю иной расы! Пресса лезла бы на стенку, правительство повесило бы тебе на грудь очередную медаль, и ты бы смог снова поднять вопрос о…

— Не первая, — Гарка встает, закидывает на плечо сумку. — Ты обо мне ничего не знаешь. Если ты думаешь, что я пошел на пересадку сердца твоего сына лорду Дилайны… в домашних условиях… без прецедента, тебе просто надо подлечить голову. Пойди что не так, пресса на следующий день действительно лезла бы на стенку: «Сын государственного преступника угробил сына героя нации!», «Яблоко от яблони недалеко падает!», «Черного кобеля не отмоешь добела!» Но «не так» ничего не пошло. Радуйся. И отцепись от меня, ради бога. И не афишируй. Будут спрашивать, кто взял Джемово сердце, делай таинственный вид и вешай им на уши лапшу про великую тайну и интересы госбезопасности. На моих ребят можно положиться — не продадут.

За все время их знакомства Гарка впервые произнес такой монолог за пределами медицинской аудитории. «Он сейчас свою недельную норму общения выполнил», — думает Джерада. Вслух же он говорит:

— Значит, ты уже делал такие операции. И каков процент успеха?

— Не кидайся из крайности в крайность, — Гарка уже стоит в дверях. — Подобная операция была всего одна. Успешная. И ее делал не я.

— А кто? И кому?

— Ты же все про меня знаешь.

А вот так с генералом Джерадой нельзя.

— Доктор Гарка, я спрашиваю не как частное лицо, а как Председатель Военного Штаба Верии.

— Вот как? — последнюю фразу Гарка не произносит — выплевывает. Дверь со всей силы влетает в притолоку.

Джераде становится противно, и он жалеет, что не сдержался и затеял этот разговор. Он несколько секунд стоит на месте с глазами, уставленными в одну точку, откусывая заусенец на большом пальце правой руки.

Дверь аккуратно приоткрывается.

— Не хочу с тобой ссориться, — раздается тихий голос из щелки. — Ваше Высокопреосвященство Председатель Военного Штаба. Посмотри в своих архивах, где находится мое сердце, и не задавай глупых вопросов. У Тона и Джема все будет нормально. Просто я им завидую.

Стук каблуков раздается вниз по лестнице. Звук голосов во дворе, жужжание глайдера. Генерал Джерада стоит на месте и грызет ноготь на большом пальце правой руки. Слова, которыми он сейчас себя называет, относятся к золотому фонду верийской военной лексики. Их никогда не произносят при детях и женщинах.

Корвус Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата, двадцать лет назад

Из раскрытого в пропахший рано зацветшими цикониями сад окна первого этажа видно только кусочек зеленой лужайки. Два черных орада брошены под старым чалом, который в незапамятные времена разбило молнией. Когда лорд-канцлер был маленьким мальчиком, дерево, безропотно выносившее все превратности судьбы, еще давало весной молодые побеги. Сейчас это просто обугленный ствол. Тейо Тургун вечно укоряет лорда Дар-Эсиля, что тот не решается приказать выкопать дерево. Но тот уклончиво отвечает: «Посмотрим».

Сид сидит, прислонившись спиной к почерневшей коре, одним глазом уткнувшись в длинный свиток, другим — кося в дальний конец лужайки, откуда доносится шорох крыльев и скрежет металла о металл. Изредка раздается голос Хьелля — то напряженный, выкрикивающий команды, то ободряющий.

Как реагирует Рейн, не слышно. Мальчишка вообще ведет себя тише воды ниже травы с тех пор, как оказался в замке, на территории Дар-Эсилей. И старательно делает вид, что не замечает, как хмурятся при его появлении брови старшего лорда Халема, как задерживаются на его лице лишенные выражения глаза лорд-канцлера, как краснеет и вздрагивает Сид, когда Рейн вечером, раскладывая триканью, словно невольно прикасается к его руке или тянется, перегибаясь через его колени, чтобы поставить на пол опорожненную бутылку эгребского.

Бесконечно это продолжаться не может, но лорд Корвус медлит. Разговор с матерью Рейна был слишком тяжелым, чтобы не извлечь себе хоть каких-то бонусов в утешение. Не говоря уже о том, чего мне стоило сдерживаться, приводя в порядок его крылья после трепки, которую задали ему благородные и не очень дары во время Большого боя .

Лорд Дар-Эсиль проводит тыльной стороной руки по разгоряченной щеке. Краснеющие Дар-Эсили! Еще чего не хватало! Пора, давно пора освобождаться от этой чумы, свалившейся на наш дом. Однако вопреки здравому смыслу лорд Дар-Эсиль не спешит выздоравливать. Слишком велико искушение, слишком сладостно удовольствие, входя вечером в обеденный зал, видеть склоненные над камином худые плечи, небрежно отвечать на глубокий почтительный поклон, походя осведомляться, как прошел день, и не слышать из ответа ни слова, потому что бесконечно знакомые темные глаза смотрят не свысока и не по-хозяйски. Покорно смотрят и преданно, так, как никогда не смотрел на него Мицу Дар-Гавиа. С того самого дня, когда подошел сзади на трибунах дворцовой арены, во время финального боя, в тот самый момент, когда молодой Дар-Халем старший разделывал под орех очередного недотепу, а Корвус по всегдашней привычке своей, сбежав от отца из королевской ложи, дожидался «своего медведя» на верхнем ряду. Но не дождался: подошел Мицу Дар-Гавиа, приобнял сзади за плечи, взглянул свысока, чуть насмешливо, потянул вниз, под трибуну — уже можно отметить, выпить, что ему сделается, твоему Дар-Халему…

И Корвус пошел. Хотя слегка сосало под ложечкой от ощущения чего-то неправильного, потягивало сердце в ожидании реакции на недозволенное — от отца, от королевы, от Дар-Халема.

А теперь, у окна, распахнутого в пропитанный запахами небывало яркой весны сад, всесильному лорд-канцлеру Аккалабата остается только гадать: что было бы, если бы устоял тогда, не пошел… не было бы отвратительной сцены на балконе, когда сцепились из-за него два лучших бойца империи, на глазах у всех гостей, на глазах у королевы, которая тогда еще покидала Хаярос и почтила дом Дар-Эсилей своим присутствием вовсе не для того, чтобы стать свидетельницей безобразной драки молодых даров… не было бы того дворцового приема…

— И волей своею мы отдаем тебе, Корвус Дар-Эсиль, в жены свою младшую сестру, чтобы ты служил ей мечом и сердцем до конца жизни ее. Да будет плодоносен Ваш брак.

— Благода…

— Что Вы делаете? Что ты делаешь, идиот? Не соглашайся!