Игорь Недозор - Свет истины. Хроника вторая

В городе на провиантских складах хранился запас рома для патрульной эскадры и гарнизона. Пираты прикончили пойло за неделю, отчего, видимо, проистекло всеобщее помутнение мозгов.

Они осквернили церкви, используя их как отхожие места, пойманных на улице девиц раздевали и заставляли плясать голыми под аккомпанемент оркестров из подневольных горожан.

Сын Смерти разрешил уцелевшим монахам собрать больных и раненых обывателей в монастыре святой Катарины, но перепившиеся флибустьеры подожгли его, при этом выкрикивая, что хотят избавить несчастных от лишних страданий. Сгорело еще два квартала, так что угли пепелищ тлели с неделю, а пираты занимались мародерством на развалинах, с бранью выковыривая из обугленных человечьих костей слиточки расплавленного золота. К тому же в городе оказалась тысяча с лишним черных рабов, да не обычных, а только что привезенных из-за моря для продажи на знаменитой ярмарке «Эль Негро» и даже не клейменных. Черт дернул молодчиков аббата Антиса выпустить их на волю. Наверное, регулярные проповеди их капитана о добролюбии и святых истинах все-таки застряли в их мозгах.

Часть невольников сразу сбежала из города, в знакомые им джунгли, кое-кто присоединился к пиратам. Но вот оставшиеся во главе с каким-то вождем и жрицей Оонга Вайбу Сар создали настоящую банду в несколько сотен душ. (Ведь во всех наставлениях по работорговле сказано, что всяких хунганов и маммбо лучше не покупать, да эти торгаши ведь за лишний семерик удавятся!)

Они терроризировали и грабили горожан, насиловали женщин, ни в чем не уступая пиратам… Когда за воротами Льянеро нашли алтарь, измазанный кровью, и отрубленную человеческую голову, депутация горожан явилась к Рагиру и попросила за дополнительный выкуп избавить их от дикарей.

Но капитаны воспротивились. По их словам, проклятые негры сплошь воины и положат много парней.

От всего этого Рагир мало-помалу приходил в тихое бешенство. Он заслуженно имел репутацию человека жестокого (а каким еще, скажите на милость, может быть пират и черный маг?). Но при этом не понимал и не признавал бессмысленного зла.

Мало того, что бессмысленная кровь была бессмысленной, она подрывало его (ЕГО!) репутацию, и к тому же мешала работе. Вон, не далее, как третьего дня, Маноло запытал насмерть пятерых с великим трудом пойманных клириков из местной епархии — несчастные испустили дух прежде, чем рассказали, куда спрятали утварь и казну епископа.

Нет, понятное дело, что этот мисрийский еретик попов ненавидит. Рагир их тоже не любит. Но кто теперь отыщет золото?! К тому же, несмотря на все происшедшее, добыча была на удивление невелика — не на такое надеялся Рагир, начиная поход. Тогда он написал письмо губернатору Эльмано, потребовав сто тысяч реэлей, или город будет сожжен, а причалы со складами — взорваны.

Но губернатор ответил, что денег у него нет, да и взрывать нечем, ибо, как знает даже он, погреба городских редутов были почти пусты.

Довершением стало то, что пикароны, оставленные им в форте, бросили пост и присоединились к грабителям.

И вот результат…

Рагир с тоской посмотрел туда, где в горловине залива покачивались точки, напоминавшие мелких жуков на синем стекле. Три больших и пять поменьше.

Три эгерийских галеона надежно запирали дорогу в море, а с берега их подстраховывал взятый без боя форт. Сверх того пять бригов и пинас должны были довершить дело, если кто-то все же умудрится проскочить через заслон.

О, Илбис и его сто семь хвостов! С какой охотой он бы повесил треклятых пикаронов. Семь хвостов Илбиса! Он бы их посадил на кол или сжег живьем!

Да только это уже ничего не изменит.

Тем более что то ли эгерийские лазутчики, то ли сами перепившиеся корсары подожгли склады с зерном. А рыбаки из пригородных деревень давно погрузились на лодки и спрятались среди мангровых отмелей и коралловых рифов восточного берега.

Уже не первый день в пиратские котлы идет мясо зарезанных лошадей и ослов.

А горожане, как доносят приближенные, уже ловят чаек и крыс.

И совсем скоро на грызунов и вонючих птиц-рыбоедок придется перейти уже пиратам.

Нужно уходить. Но уйти нельзя.

Сейчас пиратские вожаки собрались в трапезной разгромленного монастыря святого Ши выслушать ультиматум эгерийцев.

Вон, торчит на крыльце посланник командующего эгерийским флотом — лейтенант с наглой физиономией.

Рагир хорошо видел, что наглость — маска, под которой прячется хорошо скрываемый страх. Парламентеров обычно не убивают, но жизнь есть жизнь, а Изумрудное море есть Изумрудное море.

Да пора спускаться, народ уже собрался.

Под сапогами гулко отозвались истертые ступеньки.

— Я, лейтенант флота эгерийского монарха… — Офицер хрипло закашлялся, обводя глазами собрание. — Мое имя — дон Лоар де Карлос-Мария-Лерментаро…

— Короче, хомбре, — прогудел из первых рядов Антис. — Твое длинное, как Хамиранов уд, имечко, ты мне скажешь потом, чтобы я знал, по ком мне заупокойную мессу править. Говори, с чем пришел, и убирайся: скоро обед.

— Хорошо! — не стал спорить лейтенант. — Я парламентер от генерала флота, виконта Хозе де Эспиносы, и мне приказано передать вам его послание.

Он развернул свиток, извлеченный из-за пазухи, и начал читать:

— «От имени его благоверного величества, помазанника всевысочайшего и всемогущего Элла, всегда побеждающего и никем не побежденного, короля обеих Эгерий, государя Валиссы, а также короля южных и северных морей и владыки всех островов и земель океана, Карлоса Тринадцатого, я, его верный слуга, генерал-майор флота его благоверного величества, виконт Хозе де Эспиноса, имею сказать рекомому Рагиру, адмиралу морских разбойников…»

Пираты невольно умолкли, и сгустилось то, что сочинители дешевых пьесок и романов именуют «зловещей тишиной».

Конечно, те пираты, что постарше, и те, кто был когда-то подданным этого самого помянутого всуе короля, знали, что такова обычная старинная формула ультиматумов.

Только вот на таком языке, как будто, эгерийцев давно отучили говорить даже с пиратами. Наоборот, даже особым шиком стало общаться тут, в водах Дальних Земель, без ритуалов и излишнего церемониала.

А Рагир про себя отметил, что в противники ему достался дурак, что само по себе хорошо.

— «…По долгу службы, — продолжил офицер, — я явился, чтобы нанести творимым бесчинствам и беззакониям праведный удар, пресечь злодейские действия и бесчинства против подданных его величества короля, моего господина, вами, гнуснопрославленными злодеями, творимые…»

Зловещее молчание еще более сгустилось, заставив лейтенанта на миг запнуться.

— «…За свои злодейства, — зачастил он, — вы, мерзкие пираты, подлежите наказанию — смерти. Однако если вы смиренно вернете все, что вами награблено, освободите рабов и пленников и смиренно сложите оружие, я из мягкосердечия и жалости к вам не подвергну вас смертной казни…»