Елена Павлова - Золотой Лис

— Не брюзжи, чудовище! Скажи ещё, что тебе её не жалко! И заметь: она голодная, но хлеб донесла в целости. Такая стойкость достойна награды, разве нет?

— Тоже мне, поборник справедливости! Сразу видно: сын Судьи! — Хитрая воздвигла свои три с половиной метра над тентом, перемахнула и его, и Дэрри с небрежной грацией и склонилась над ребёнком. Тощая ручонка неуверенно протянула кусок хлеба на ладошке, в доверчиво открытых глазах надежда боролась со страхом. — Слушай, пусть она сама его съест! Я же чувствую, у неё живот к спине прилип! — возмутился Зверь в голове у Дэрри.

— Нет, ты его возьми, это очень важно, акт доверия. Сама увидишь, — в сжатом виде отозвался вампир. — Лучше я домой порталом смотаюсь, пока ты её катать будешь, и что-нибудь принесу. Жнец Великий, что я делаю? На фига мне хомячок? Да ещё такой тощий!

— Это Судьба! — глубокомысленно отозвалась Хитрая, аккуратно слизывая раздвоенным языком хлеб с ладошки. Весь обмен мыслями занял не больше мгновения.

— Ест, ест! Хи-хи! — просияв, восхищённо зашептал ребёнок, втянув голову в плечи и прикрыв рот ладошками.

— Ты был прав, — фыркнула Хитрая, выставила лапу лесенкой и склонила шею, отвернув морду, чтобы можно было зайти по лапе на спину, придерживаясь за гриву: — Скажи ей, пусть залезает. И дай ей яблоко, что ли! Что ж она, так и будет на мне животом бурчать? — Дэрри хмыкнул, но не стал комментировать. Чтобы животом не бурчала — ага, уже верю! Слабоват довод, чтобы жадюга Хитрая поделилась своими яблоками… Жалко тебе этого хомячка, Зверюга, так же, как и мне. А жалость у вампиров не человеческая. Вампиры сочувствовать не могут — нечем, и, если кого-то жалеют, то не ахают, качая головой, а просчитывают, как можно помочь и что нужно сделать, чтобы изменить ситуацию. А вот если изменить ничего нельзя… Что ж, и тут есть варианты. Убить, например. Из жалости. Но тут не тот случай.

— Не соизволит ли прекрасная райя занять подобающее ей место? — Дэрри, присев на корточки, вложил в руку девочки большое красное яблоко и приглашающе повёл рукой. — И не бойся, не упадёшь. Со Зверя упасть невозможно. Вот, смотри, (Хитрая, покажи ей) — он прижал руку к лапе Хитрой и подёргал, показывая, что она надёжно приклеилась. Майка прижала яблоко к груди, осторожно приложила руку рядом, и сразу попыталась отдёрнуть — не получилось. На мгновение лицо стало испуганным — но Хитрая уже отпустила её, и испуг сменился восторгом. — Ну, как? Поедешь кататься?

— Да-а!!! — а она очень даже симпатичная, сообразил Дэрри. Если её отмыть… И расчесать эти кудряшки… И надеть что-то приличное, вместо этого мешка… И покормить пару месяцев…

— Позволит ли прекрасная райя ей помочь? — предложил руку Дэрри.

— Не-е, — взметнулись облаком кудряшки, — Я… сама… Я всегда… сама… Ой! Хи-хи! — Майка, хихикая от щекотки в босых ногах, ухватилась за гриву и пошла наверх, крепко прижимая к груди яблоко.

— Только не скачи! Яблоко потеряет — разревётся!

— Не учи, сама знаю! — Хитрая выпрямилась и неспешным шагом поплыла по травяному морю. Зачарованное «О-ох-х!» из самой глубины детской души было последним, что услышал Дэрри, уходя в портал Дворца. Визит на кухню много времени не занял, а насчёт одежды Принц и задумываться не стал. Начнут родные выспрашивать — откуда тряпки, замучают ребёнка. Только подушку с кресла прихватил — земля холодная, а люди не вампиры, люди мёрзнут. Кому бы пристроить этого хомячка? Маме? Так она уже Нику завела. Со Старейшинами поговорить? И на ферму её, там хотя бы кормят и одевают. И моют! Но… странный хомячок….

Дэрри шагнул назад, погасил портал и стал сервировать трапезу для странного хомячка. Над лугом колокольчиком звенел заливистый счастливый смех — Хитрая дождалась, когда с яблоком было покончено, и занялась вольтижировкой.

— Принц, ты должен её отсюда забрать, — Хитрая была непривычно серьёзна. — Ей здесь плохо, очень плохо, вот, смотри, — и она обрушила на Дэрри всё, что считала с сознания Майки. Принц даже согнулся и замычал, хотя отрицательные эмоции, если и были, то пролетели мимо — нечем их вампиру воспринимать. Но даже и безэмоциональное осознание своей полной ненужности и неприкаянности, привычное и покорное одиночество, которому не предвиделось конца, тяжелым бичом стегнуло по сознанию. И наивная, доверчивая надежда на что-то хорошее — расплывчатое и невнятное — не смягчала, а только подчёркивала общую безысходность. Уж больно расплывчатым и невнятным рисовалось это «хорошее», явно сказывалось отсутствие опыта счастливой жизни.

— Но… почему? — с трудом пришел в себя Дэрри.

— Не знаю. Но — вот так она живёт, сколько себя помнит, я просканировала память. Частично изоляция добровольная, почему — непонятно. Обиды нет ни на кого, удивительно беззлобное создание, зато есть страх, причём какой-то странный, я не поняла, перед чем.

— Ладно, разберёмся. Тащи её сюда, кормить будем. Хоть это-то мы можем сделать? Миропорядок не пострадает от того, что ребёнок поест? А там подумаем, как быть.

Дэрри попался на глаза недоплетённый венок под тентом и, пока Хитрая неторопливо везла Майку через луг, он нарвал ещё цветов, чтобы закончить. Теперь было, кому его отдать, зачем же пропадать работе?

— А вот! А нет! А… Ай, отдай-отдай, а-ха-ха! — звенело над лугом. Дэрри пригляделся из-под руки. Ага, освоился хомячок. И играет со Зверем… в «хлопки-ладошки»?! Это ж надо додуматься! Майка прижимала ладошку к шкуре Хитрой, отдёргивала, опять прижимала, в какой-то момент Хитрая «приклеивала» руку Майки, и ребёнок заходился счастливым хохотом. Да-а…

— Прекрасная райя! Вы не проголодались? Стол накрыт! Позвольте вам помочь спуститься? — протянул руку Дэрри.

— Страх! Паника! Убери руки, не трогай её! — отозвалась Хитрая одновременно с Майкиным отказом:

— Не-не, я сама… Я… всегда сама… — и Майка осторожно, цепляясь за гриву, спустилась на землю. На что-то это было страшно похоже, на что-то очень знакомое, о чём-то это Дэрри напоминало, ещё бы сообразить — о чём. — Это что-о же вот тако-ое? — Майка во все глаза таращилась на натюрморт под тентом. Скатерть была уставлена блюдцами, на которых Дэрри разложил свою добычу. На одном сидела целая семейка грибков из перепелиных яиц, фаршированных паштетом, с шляпками из кусочков сладкого перца. На другом блюдце полураспустившиеся бутоны белых и желтых роз из тончайших полупрозрачных ломтиков сыра «росли» на веточках укропа, на третьем розовые и красные розы из колбасы разных сортов, припорошенные пудрой из миндаля, предпочли листья кинзы. Флотилия крохотных кораблей-рулетиков из ветчины с брынзой, под лихо заломленными парусами из листьев салата, плыла по бурному салатовому морю. Ну не знал Дэрри, что этому хомячку понравится, вот и нахватал всего понемножку. Посредине красовался маленький — по Дворцовым меркам — тортик: замок из взбитых сливок, марципана, цукатов и свежих фруктов. Венчали композицию запотевший хрустальный кувшин с компотом и хрустальный же бокал. Искать посуду попроще Дэрри поленился.