Бай Айран - Всадники Ветра

— Принц там, а я здесь. Мне это не нравится, — вдруг высказала я свою мысль, увидев письма Силенса на столе.

— Что ты! Решила размахивать мечом на поле боя? И думать забудь! — строго, хмуря брови, закричал отец. — Тебя не для того воспитывали, чтобы ты пала на войне с Красной страной.

— А для чего тогда? — резко обернувшись, бросила я. — Я принцесса! И хочу защищать свой народ, а не сидеть в замке, как курица на насесте! Польза может быть существенной, а не такой! — Яростный взгляд испугал отца, я отвернулась к окну и слегка коснулась мыслями спящего волка. Он успокоил своим умиротворением.

— Ты говоришь, как королева, — ошарашено выдавил герцог Фунтай.

— А много ты королев слышал? — ядовито, с болью поинтересовалась я, опустив плечи.

Но отец молчал. Его глаза и лицо говорили сами за себя. Ему плевать, сколько королев произносили речи на его памяти, главное, что дочь смогла стать той, о ком он мечтал. Теперь можно гордиться ей в полную силу, это читалось во всем герцоге.

— Я всего лишь делаю то, что мне велел принц, — стараясь преуменьшить свою особу в глазах отца, я оправдалась. Глупо.

— Но ведь делаешь. — Упрямое возражение заставило улыбнуться.

Мысли потекли совершенно в ином направлении. Я неожиданно подумала о том, что испытываю к принцу. Сердце болезненно сжалось в груди, находя ответ на этот невысказанный вопрос. Но что есть любовь? Пустая привязанность к идеалу, который придумывает сам человек. Нет, нас с Силенсом связывало нечто большее, нежели любовь. Уважение? Да, оно, конечно, присутствовало в наших отношениях, как и невысказанные тайны, неловко висящие теперь передо мной. Но главное совершенно не это. Выше любви был долг. Долг. Именно он так крепко связывал нас с принцем, делал меня сильнее и внушал царственность. Далеко не влюбленность совершила со мною эту метаморфозу. Горькое сожаление охватило меня. Неужели нам вечно придется думать прежде о долге, а не о чувствах друг к другу? Я предназначенная невеста, а он наследный принц. Между нами просто не может быть ничего иного. И это причиняло боль, хотя я отчаянно отгоняла ее от себя, потому что она будила во мне жуткие воспоминания о мучениях в постели принца. Он тогда ухаживал за мной, лежащей в полубреду и постоянно погружающейся в непонятные кошмары. Неужели только долг заставил Силенса это делать? Романтическая часть сопротивлялась ответу «да», но почему-то я не сказала бы «нет». Какое-то сомнение затаилось в душе, природу которого выяснить не удавалось.

Резкая боль в шраме вырвала из размышлений, со стоном я согнулась пополам, едва успев ухватиться пальцами за стол, иначе свалилась бы ничком. Пульсации распространялись по всему телу, сковывая жутким страхом и мучением не только физическим. Казалось, эти горячие волны доходили и до сердца, и до сознания, и до моих волков, которых скрутило болезненной судорогой. Я застонала, заплакала, не желая, чтобы кто-то еще страдал, кроме меня. Но приступ не проходил. Сквозь мучительные ощущения долетали возгласы отца, доходили прикосновения горячей руки до плеч, но ответить ему стало явлением из разряда невероятных. В судорожной попытке я потянулась к принцу, не понимая, отчего решила его потревожить. Силенс вскинул голову, слыша в ушах звонкий крик такого до боли знакомого голоса, и мученически обвел взглядом поляну, на которой раскинулся лагерь его маленькой армии. Но меня он нигде не заметил и лишь хмуро поджал губы, направляясь широкими шагами к кустам. Мое сознание уступило бешеным попыткам второго волка ворваться внутрь.

Она послала мне адский огонь, даже зубы врагов не причиняли такой боли. Я вытянулся всем телом и дико зарычал, но моя волчица мучилась так же где-то очень далеко и не могла помочь. «Неотвергнутая» корчилась от подобной боли в своем логове. Я рвал когтями землю, дергая головой из стороны в сторону. Когда мягкие руки человека коснулись моей шкуры, я дико зарычал, дернувшись в сторону, но сил в теле не осталось, поэтому мог лишь скалить зубы. Запах вожака ворвался в ноздри вместе с палящим воздухом, я по-щенячьи заскулил, надеясь получить помощь хотя бы от него. «Неотвергнутая» доверяла вожаку, значит, и я могу, решение было принято мысленно, но в горячке мучительных волн, которые отходили от девушки. Человеческие руки скользили по шерсти в поисках источника боли, но как прорычать ему, что она исходит изнутри. Вожак, видимо, догадался об этом, и практически сразу я ощутил прикосновение прохладной руки. Но только до моего сознания, которым раньше управляла только «неотвергнутая». Я ощетинился, шерсть слабо поднялась на загривке, вялое сопротивление не остановило вожака.

Три существа одновременно истошно завопили. Но каждый по-своему. Я кричала из последних сил в инстинктивной попытке звуком отогнать свою боль. Мой отец шарахнулся в сторону, я растянулась на полу. Мои волки вторили крику захлебывающимся воем, но я знала, что Силенс должен помочь. Постепенно все стихло. Я уткнулась лбом в прохладный пол, тяжело дыша, даже не пыталась встать. Мои волки в таком же изнеможении валялись на земле.

— Эверин! Но ответь же мне! — взмолился отец, трогая за плечи. Я не шевелилась, опасаясь, что боль может вернуться, потянувшись к принцу.

Принц озабоченно глядел на тяжело вздымающийся бок волка. Я осознала, что Силенс тоже слышал наш тройной крик, но не вразумил, откуда взялся второй животный вой. Пальцы лежали на сером боку, он ощупывал горячую шерсть. Потом поднес мех с водой к раскрытой пасти волка. Животное слабо сглотнуло воду и продолжило тяжело дышать. Я спокойно отпустила его сознание, вернувшись в свое измотанное страшной пыткой тело.

С трудом заставив себя открыть глаза и сесть, я держалась за тяжелую голову руками. Что это было? Но только теперь, я ощутила, что отголосок боли остался в шраме и, причиняя страдание, тянул куда-то. Я стиснула зубы.

— Эверин! — все кричал отец. Я поморщилась. Слух вернулся.

— Все…в порядке, — прерываясь, прохрипела я. Голос показался шаркающим камнем по камню.

— Что это…

— Сама не знаю, — честно ответила я, принимая руку герцога. Нетвердо сделав два шага, опустилась в кресло и потянулась к подносу, на котором стоял бокал с вином. Все же лучше, чем ничего.

Отец нахмурился.

— Не знал, что ты пристрастна…

— Глупости, — оборвала я. Голос прозвучал слишком повелительно. Герцог Фунтай это тоже заметил. — Я не хотела. Просто привычка, — потупилась я.

— Перестань, Эверин, ты принцесса, — мягко успокоил Содлон.

Да, принцесса. Как-то странно это теперь звучит. Я встревожено коснулась рукой шрама под тканью платья, наткнулась на кулон, подаренный принцем, и как-то успокоилась. «Вожак защитит», — пульсировала мысль в головах моих измученных волков. Я резко встала.