Ева Никольская - Пять «разбитых» сердец

— Нир? — сонно спросила Адель у приближающегося человека. — Это ты?

— Это сон, маленькая Госпожа! Очередной сон, — раздался голос темного, а потом из белой завесы тумана вынырнул и его обладатель. По щеке девушки скользнули его прохладные пальцы, стирая следы недавних слез. — Ты плакала, малыш? Что-то случилось? — слова Нира доносились до девушки словно издалека и были непривычно тихими и ласковыми.

— Я Мурзика потеряла! — по-детски всхлипнув, ответила фея.

— Разве? — удивился мужчина. — Да вот же он! — ладони девушки привычно сжались на мягких боках игрушки. — Тебе просто приснилось, цветочек! Спи…

— Приснилось? — шепнула Адель, послушно опускаясь на подушку под мягким давлением мужских рук. — И ты тоже… мне снишься?

— Конечно! — сев рядом, сказал мужчина. — Ты же просила навещать тебя почаще… во сне.

Девушка счастливо улыбнулась и, покрепче прижав к себе недавнюю потерю, закрыла глаза.

Когда дыхание Ады выровнялось, Нир аккуратно переложил ее к стенке и, разувшись, лег рядом. Вот теперь действительно можно было нормально поспать. Ради нескольких часов покоя даже целой горсти лунной пыли* не жаль. И пусть Двуликий хоть песни в соседней комнате горланит, хоть на люстре вниз головой висит — пределов номера он покинуть не сможет, а утром и силы для закрытия портала появятся. Теперь, главное, вовремя проснуться и уйти до того, как очнется от навеянного сна фея. А то испугается еще, обнаружив в своей постели настоящего жениха, а не плод ночных грез.

Темный повернулся набок и заправил за ушко девушки светлую прядь. По ее бледной щеке скользили причудливые тени от еще не истаявшего колдовского тумана, а подбородок, видимо для большей надежности, прижимал к плечу ухо Мурзика. Глядя на нее, Ниру захотелось плюнуть на свой маскарад и продолжить путешествие без личины рыжего. Ну, или хотя бы проинформировать невесту о своей вынужденной маскировке. "Рассказать или нет?" — над этим вопросом он думал несколько минут, а потом решил позволить девчонке самой догадаться: кто есть кто. Раз ей так нравится играть в сыщика, что ж… пусть развлекается.

Улыбнувшись собственным мыслям, мужчина притянул к себе спящую фею и, обняв ее так же крепко, как она игрушку, поцеловал в макушку. Вот когда спит, самый настоящий цветочек — трогательный и беззащитный… только уж слишком благоухающий. Благоухающий? Нир приподнялся и окинул взглядом комнату. На тумбочке возле кровати красовался роскошный букет, туго перетянутый синей лентой. Темный встал, прошипел что-то не совсем приличное, и, вытащив из-под банта приложенное к подарку письмо, прочел:

"Моя дорогая Аделаида, я весьма впечатлен вашими художественными талантами, но смысла послания, увы, не уловил. Надеюсь на пояснения при личной встрече, которая непременно состоится в самом ближайшем будущем. Искренне ваш, Арэт".

— Вот что может быть непонятного в этом? — буркнул Нир, складывая пальцы во всем известном жесте. — Может, надо было нарисовать карту путешествия к Эрашевой бабушке с подписью пункта назначения? Тогда бы точно понял, — развязывая ленту, раздраженно процедил он.

Оконная рама со скрипом распахнулась, и букет ароматных филерий* с тихим шелестом полетел вниз. А синяя лента, после недолгих раздумий темного, отправилась в карман спящей феи. Ведь это был всего лишь сон, а значит — почтовый артефакт должен также быть на месте, как и отосланный с ним котенок.

Илоланта, выбравшаяся во двор постоялого двора поразмять кости, задрав голову, разглядывала фасад здания, пытаясь определить, откуда именно выбросили охапку жутко вонючей растительности, которой она только что схлопотала по макушке. Великолепное ночное зрение зор-зары мгновенно выхватило из окружающей тьмы мужчину, захлопывающего створки окна. И все бы ничего, если б это окно не располагалось в комнате Адель, а у незнакомца на запястье не светилась серебристая вязь узора, характерная для брачного браслета. Лола хитро прищурилась и игриво подкинула лапой один из выброшенных цветов — находиться в компании феечки становилось все интереснее.

Адель уныло ковыряла вилкой в тарелке и старалась не смотреть на сотрапезников. Они все… ВСЕ ее раздражали. Лола, сидящая за столом с цветочком в когтистой лапе, нервировала дурацким хмыканьем. Жози — многозначительными ухмылками. Рыцарь — тем, что перед ним опять, непонятно почему, было ужасно стыдно. А рыжий… рыжий раздражал уже одним только фактом своего существования, не говоря уже о присутствии за завтраком.

Рано утром это кудрявое чудовище, появлению которого не удивился даже Ирвин, приветственно раскинуло руки, встречая фею в холле у лестницы, как раз когда она уже всему нашла объяснение. И слишком сильно смятой кровати (спала беспокойно), и тяжелому, дурманящему запаху филерий (кто-то по коридору пронес — вот и просочился аромат под дверью), и странному явлению жениха во сне (не в первый раз), и даже наличию Мурзика на своей подушке (ну, не могла же она, в самом деле, его Ниру отослать?!) Все было понятно, кроме одного: в распахнутом вороте рубахи Ритэра мерно покачивался тяжелый серебряный медальон. Точно такой же, как тот, что таинственно мерцал в лунном свете на бледной коже Нира, приснившегося ей ночью. Что это, игры подсознания, пытающегося объединить двух таких разных мужчин, которые одинаково ее бесили? Или все-таки обман? А если обман, то кто обманщик: Нир, Ритэр или собственные зрение и разум? Допустим, воображение сыграло с ней дурную шутку и наделило образ жениха чертою надоедливого рыжего. Но почему медальон? Фея никак не могла вспомнить, был ли он у Тэри раньше или появился этим утром. Как не могла с уверенностью сказать и о наличии или отсутствии перстня на пальце жениха — такого, который носил алхимик.

Масла в огонь размышлений щедро плеснула Жозефина, ехидно поинтересовавшись, что это господин Вестмар делал ранним утром в комнате госпожи Грэниус? Адель, как раз пытавшаяся, если не поесть, то хоть чаю выпить, при этих словах подавилась и закашлялась. Рыжий же, невинно похлопав ресницами, насмешливо пояснил, что всего лишь ошибся дверью: заглянул на секунду, увидел, что комната не его, и проследовал к себе, в соседнюю. А все прочее — ни что иное, как домыслы неких особ с чрезмерно развитым воображением и странными представлениями о приличиях. Пока Тэри, смеясь, уворачивался от попыток Жози отвесить ему подзатыльник, а фея отмахивалась от стакана с водой, услужливо поднесенного Ирвином, пасть открыла Илоланта. Демонстративно понюхав порядком измятую веточку филерии, зор-зара чихнула и, почесав коготком нос, спросила, не знает ли кто-нибудь, какая не в меру расточительная личность пыталась ночью засыпать двор цветами?