Абрахам Меррит - Лунный бассейн

Место, несмотря на всю свою заброшенность и опустошение, не заразило нас меланхолией – ни Эдит, ни Стентона, ни меня. Жена моя была счастлива, никогда не была она счастливее. Она и Стентон, хотя и занятые работой не меньше меня, откровенно наслаждались товариществом, которое дает только молодость. Я был рад – и никогда не ревновал.

Но Тора была очень несчастна. Как вы знаете, она шведка, и у нее в крови верования и предрассудки северян, некоторые из них удивительно похожи на суеверия далеких южных островов: вера в духов гор, лесов, вод, в оборотней и злых духов. С самого начала она проявила удивительную чувствительность к тому, что я бы назвал «излучением» этого места. Она сказала, что оно «пахнет» духами и колдунами.

Тогда я смеялся над ней, но теперь считаю, что чувствительность тех, кого мы называем первобытными людьми, – это естественное проникновение в неизвестное, которое мы, отрицающие сверхъестественное, утратили.

Жертва этих страхов, Тора всегда сопровождала мою жену, как тень, всегда брала с собой маленький ручной топорик, и, хотя мы посмеивались и говорили, что бесполезно пытаться рубить духов таким оружием, она с ним не расставалась.

Прошли две недели, и к нам явился предводитель туземцев. Он сказал, что следующая ночь – ночь полнолуния. Напомнил мое обещание. Завтра утром они уходят в свою деревню, вернутся через три дня, когда сила ани начнет убывать вместе с луной. Они оставили нам различные заклинания и торжественно предупредили, чтобы во время их отсутствия мы держались как можно дальше от развалин Нан-Танаха – хотя их предводитель вежливо сказал, что мы, конечно, сильнее злых духов. Полураздраженно, полузабавляясь, я смотрел им вслед.

Без них, разумеется, никакую работу вести было нельзя, и мы решили устроить на несколько дней пикник на южных островках группы. При свете луны руины были невыразимо зловещи и прекрасны. Мы отметили несколько мест для последующих исследований и наутро третьего дня двинулись вдоль берега к нашему лагерю на Ушен-Тау, чтобы подготовить все к возвращению на следующий день наших людей.

Мы высадились перед наступлением темноты, усталые и готовые сразу же лечь спать. Часов в десять Эдит разбудила меня.

– Послушай, – сказала она. – Прижмись ухом к земле.

Я повиновался и услышал, как будто доносящееся издалека, с большой глубины, слабое пение. Оно набрало силу, потом затихло, кончилось; снова началось, усилилось, затихло.

– Волны где-то бьются о скалы, – сказал я. – Мы, видно, над каким-то хребтом, который переносит звук.

– Я впервые слышу это, – с сомнением ответила моя жена.

Мы снова прислушались. И тут сквозь смутный ритм, глубоко под нами, возник другой звук. Он пронесся через лагуну, разделявшую нас и Нан-Танах, маленькими звенящими волнами. Это была своего рода музыка; не стану описывать ее необычное воздействие, вы испытали его сами…

– На палубе? – спросил я.

Трокмартин кивнул.

– Я подошел к выходу из палатки, – продолжал он, – и выглянул. В то же время из своей палатки вышел Стентон и остановился, глядя на соседний остров и прислушиваясь. Я окликнул его.

– Какой странный звук! – сказал он. – Хрустальный! Как звон прозрачного стекла. Как хрустальные колокольчики на систрумах Изиды в храме Дендары, – мечтательно добавил он. Мы внимательно смотрели на остров. Неожиданно наверху гигантской стены мы увидели огоньки, двигавшиеся медленно, ритмично. Стентон рассмеялся.

– Мошенники! – воскликнул он. – Вот почему они хотели уйти. Понимаете, Дэйв, это нечто вроде праздника, какой-то обряд, который они совершают в полнолуние. И именно поэтому они так хотели удалиться от нас.

Я почувствовал странное облегчение, хотя до этого не сознавал, что испытываю напряжение. Объяснение казалось здравым. Оно объясняло звуки музыки и пения – несомненно, молящиеся скрываются в развалинах, их голоса доносятся вдоль проходов, изрезавших, как я теперь знал, весь Нан-Матал.

– Давайте проберемся туда, – предложил Стентон, но я отказался.

– С ними так трудно ладить, – сказал я. – Если мы нарушим их религиозную церемонию, они, вероятно, никогда нас не простят. Давайте держаться в стороне от семейного приема, на который нас не пригласили.

– Ладно, – согласился Стентон.

Странная звенящая музыка, если это вообще можно было назвать музыкой, вздымалась и опадала, полная то печали, то радости.

– Что-то в этом есть… что-то беспокоящее, – наконец серьезно сказала Эдит. – Интересно, как они производят эти звуки? Они пугают меня до полусмерти и в то же самое время заставляют чувствовать, что невыразимый восторг ожидает за углом.

Я тоже ощутил это воздействие, хотя ничего не сказал о нем. И в то же время ясно понял, что пение, доходящее до нас, производится множеством, тысячами, которых не могло бы вместить все это место. Конечно, подумал я, это следствие каких-то акустических свойств базальта; усиление звука каким-то гигантским резонатором в скалах; и все же…

– Дьявольски нечестиво, – отвечая на мои мысли, вмешался Стентон.

И в это мгновение распахнулся клапан палатки Торы, и на лунный свет вышла старая шведка. Она принадлежала к типу рослых северян – высокая, с широкой грудью, созданная по образцу древних викингов. Шестьдесят лет как будто соскользнули с нее. Она походила на древнюю жрицу Одина. – Трокмартин замолчал. – Она знала, – продолжал он медленно, – знала нечто такое, чего не могла дать вся моя наука. Она предупреждала меня, предупреждала! Глупцы и безумцы; мы не обратили на это предостережение внимания! – Он провел рукой по глазам.

– Она стояла так, – продолжал он, – смотрела широко раскрытыми, блестящими глазами. Повернула голову к Нан-Танаху, разглядывая движущиеся огни, вслушиваясь. Неожиданно подняла руки и сделала странный жест по направлению к луне. Это был… древний… жест. Она, казалось, извлекла его из глубочайшей древности, но в нем была странная власть. Дважды она повторила этот жест – и звон смолк! Она повернулась к нам.

– Уходите! – сказала она, и голос ее как будто доносился с большого расстояния. – Уходите отсюда, и побыстрее! Уходите, пока можете. Они позвали… – Тора указала на остров. – Они знают, что вы здесь. Они ждут. – Глаза ее еще больше расширились. – Оно здесь, – взвыла она. – Оно манит…

Она упала у ног Эдит, и тут же над лагуной вновь разнесся звон, теперь в нем звучали ликующие, триумфальные ноты.

Мы, Стентон и я, подбежали к Торе, подняли ее. Голова ее запрокинулась, лицо с закрытыми глазами осветила полная луна. Я почувствовал приступ незнакомого страха: лицо Торы опять изменилось. На нем отразились смешанные радость и ужас, чуждые, пугающие, странно отталкивающие. То же самое, – он ближе придвинулся ко мне, – вы видели на моем лице.