Патрик Ротфусс - Страх Мудреца

Фелуриан была менее терпеливым учителем, а язык - чрезвычайно сложным.

Моя неудача вышла за рамки простой некомпетентности с того момента, когда Фелуриан практически запретила мне пытаться говорить на нем в ее присутствии.

В целом, я заполучил несколько фраз и большую ложку смирения.

Полезные вещи.

Фелуриан научила меня нескольким песням Фаэ.

Их было труднее запомнить, чем песни смертных, их мелодии выскальзывали и скручивались.

Когда я пытался их играть на моей лютне, струны странно чувствовались под моими пальцами, заставляя терять время и заикаться, как будто я был деревенским мальчиком, никогда прежде не державшим лютню.

Я выучил наизусть их песни, без малейшего подозрения, что могут значить их слова.

Несмотря на это, мы продолжали работать над моим шаедом.

Скорее, Фелуриан работала над ним.

Я задавал вопросы, смотрел и пытался избежать чувства, что я, как любопытный ребенок, путающийся под ногами на кухне.

Когда нам становилось все более комфортно друг с другом, мои вопросы стали более настойчивыми...

- Но как? - спросил я в десятый раз.

- Свет не имеет никакого веса, никакого вещества.

Он ведет себя, как волна.

Ты не должна иметь возможности прикоснуться к ней.

Фелуриан продолжала работать со звездами и лунным светом, сплетая шаед.

Она не смотрела на результаты своей работы, когда отвечала на мой вопрос: - Столько мыслей, мой Квоут.

Ты знаешь слишком много, чтобы быть счастливым.

Это прозвучало как-то неудобно, как будто это сказал Элодин.

Я попытался уйти в сторону:

- Ты не должна быть в состоянии...

Она толкнула меня локтем и я увидел, что обе ее руки были заняты.

- Милый огонек, - сказала она, - подтяни его ко мне. Она кивнула на лунный луч, который пронзал деревья над нами и касался земли рядом со мной.

Ее голос нес знакомый, тонкий тон команды и я не размышляя схватил лунный луч, как будто висящую лозу.

На секунду я почувствовал у своих пальцев нечто холодное и эфемерное.

Пораженный, я замер и вдруг это оказался снова обычный лунный луч.

Я несколько раз безрезультатно провел сквозь него рукой.

Улыбаясь, Фелуриан протянула руку и взялась за него, как будто это была самая обычная вещь в мире.

Она коснулась моей щеки свободной рукой и вернула свое внимание на колени, где работала нитями лунного света в складках тени.

После того, как Фелуриан дала мне понять, что у меня есть способности, я принял более активное участие в создании моего шаеда.

Фелуриан казалась довольной моими успехами, но я был разочарован.

Здесь не нужно было следовать определенным правилам, не было фактов, чтобы их запоминать.

Из-за этого моя находчивость и актерская память были малопригодны для меня и мои успехи казались ужасающе медленными.

В конце концов я смог прикоснуться своего шаеда, не боясь повредить его и смог изменять его форму по собственному желанию.

После некоторой практики я смог превратить его из короткого плаща в траурный плащ с полным капюшоном или нечто среднее.

Тем не менее, было бы несправедливым для меня претендовать хотя бы на волос участия в его создании.

Фелуриан была той, кем собирались тени, ткался он с помощью луны, огня и дневного света.

Моим основным вкладом было предложение, что он должен иметь множество мелких карманов.

После того, как мы взяли шаед в дневной свет, я подумал, что наша работа закончена.

Мои подозрения, казалось, подтвердились, когда мы продолжительное время плавали, пели и другим образом наслаждались обществом друг друга.

Но Фелуриан избегала темы шаеда каждый раз, когда я поднимал ее.

Я не возражал, так как ее увертки на эту тему всегда были восхитительными.

Из-за этого у меня сложилось впечатление, что какая-то его часть осталась не завершенной.

Однажды мы проснулись в объятиях и возможно, потратили час на поцелуи, чтобы пробудить наши аппетиты, а затем напасть на завтрак из фруктов и мелких белых хлебцев с медовыми сотами и маслинами.

Затем Фелуриан стала серьезной и попросила у меня кусок железа.

Ее просьба меня удивила.

Некоторое время назад я вздумал возобновить некоторые из мирских привычек.

Используя поверхность бассейна, как зеркало, я использовал свою небольшую бритву, чтобы побриться.

Поначалу Фелуриан казалась довольна моими гладкими щеками и подбородком, но когда я двинулся, чтобы поцеловать ее, она оттолкнула меня на расстояние вытянутой реки, фыркая, чтобы прочистить нос.

Она сказала мне, что я пахну железом и отправила меня в лес, сказав мне не возвращаться, пока от моего лица несет горькой вонью.

Поэтому с немалой долей любопытства я откопал кусок сломанной железной пряжки от моей дорожной сумки.

Я нервно протянул его к ней.

Как будто рука ребенка держала острый нож.

- Зачем тебе это нужно? - Спросил я, стараясь казаться равнодушным.

Фелуриан ничего не сказала.

Она крепко держала его между большим и указательным пальцами, как будто это была змея, пытающаяся выкрутиться и укусить ее.

Рот образовал тонкую линию, а глаза стали ярче вместо их обычного сумрачно-фиолетового цвета до глубокого водянисто-голубого.

- Могу ли я помочь? - спросил я.

Она рассмеялась.

Не светлым, звонким смехом, который я так часто слышал, а диким и жестоким смехом.

- Ты хочешь помочь по-настоящему? - спросила она.

Рука с осколком железа слегка дрожала.

Я кивнул, немного испугавшись.

- Тогда иди. - Ее глаза все еще были измененными, осветленными до голубоватой белизны.

- Мне не нудны сейчас ни пламя ни песни и ни вопросы. - Когда я не двинулся, она сделала прогоняющее движение.

- Иди в лес.

Не блуждай далеко, но не беспокой меня в течении времени, необходимого, чтобы четыре раза заняться любовью. Ее голос изменился совсем чуть-чуть.

Все еще мягкий он становился хрупким, что встревожило меня.

Я собирался протестовать, когда она страшно взглянула на меня, заставив меня бездумно бежать за деревья.

Я бесцельно бродил некоторое время, пытаясь восстановить свое самообладание.

Это было сложно, как будто я был карапузом, прогнанным с использованием серьезной магии, как мать отгоняет надоедливого ребенка от кухонного очага.

Однако я знал, что мне не будут рады, если я вернусь обратно на поляну.

Так что я повернулся лицом на Свет и отправился исследовать.

Я не могу сказать, почему я так далеко бродил в этот день.

Фелуриан предупредила меня, чтобы я был рядом и я знал, что это был хороший совет.

Любая из сотен историй моего детства рассказывали мне об опасности путешествий в Фаэ.

Даже если их отбросить, то историй, рассказанных Фелуриан, должно было быть достаточно, чтобы удерживать меня в безопасности ее сумрачной рощи.