Патрик Ротфусс - Страх Мудреца

Ее левая рука пересекла стол и схватила мою.

Потом она повернула руку кверху ладонью и тихонько сжала, утешая, мою ладонь.

Я поднял голову и, как я надеялся, ободряюще улыбнулся.

Она почти зеркально ее повторив, прекратила улыбаться.

- Я тревожусь о моей улыбке.

- Вы не должны.

Ваша улыбка идеальна.

Пенте посмотрела на меня еще раз, наши глаза встретились, и сердце мое рванулось прочь из груди.

- Правда?

Я кивнул.

- На моем родном языке в честь ее я написал бы ... - Я пришел в себя, покрывшись потом, когда понял, что чуть было не сказал "песня".

- Стихотворение? - любезно предложила она.

- Да, - быстро сказал я.

- Эта улыбка достойна стихотворения.

- Тогда напишите его, - сказала она.

- На моем языке.

- Нет, быстро сказал я.

- Это было бы медвежье стихотворение.

Для вас оно было бы слишком неуклюжим.

Это только, казалось, подстрекало ее, и ее глаза стали нетерпеливыми.

- Сделай это.

Если будет неуклюже, то это заставит меня чувствовать себя лучше, несмотря на мои собственные ошибки.

- Если я напишу его, - я угрожал. - Вы должны сделать тоже.

На моем языке.

Я думал, это отпугнет ее, но после минутного колебания она кивнула.

Я думал что единственной поэзией Адем, которую я слышал были: несколько отрывков от старого вышивальщика шелком и история Шейн о лучнике.

Это было не так много, чтобы продолжить.

Я думал о тех словах, что я знал и их звучании.

Я почувствовал резко отсутствие моей лютни.

Вот почему у нас есть музыка, в конце концов.

Слова не всегда могут передать то, что нам нужно, в отличие от нее.

Музыка нужна тогда, когда пропадают слова.

Наконец, я нервно огляделся, радуясь, что только рассеянная горстка людей оставалась в столовой.

Я наклонился к ней и сказал:

Дважды опасна Пенти

Но не мечом, как продолжением руки,

Изгибом рта нежнее всех цветов,

Разящим сердце с десяти шагов.

Она снова улыбнулась и в этот раз она сделала, как я сказал.

Я почувствовал ее остроту в своей груди.

У Фелуриан была красивая улыбка, но она была старой и знающей.

Улыбка Пенти сияла, как новенький пенни.

Она была как свежая вода для моего иссушенного, уставшего сердца.

Сладкая улыбка молодой женщины.

Не было ничего лучшего в мире.

Она стоит больше, чем соль.

Что-то в нас заболевает и умирает без нее.

Я уверен в этом.

Такая простая вещь.

Как странно.

Как чудесно и странно.

Пенти закрыла глаза на мгновение, ее рот бесшумно двигался, как будто она выбирала слова для своего стихотворения.

Затем она открыла глаза и сказала на атуранском.

Как ветка горящий,

Квоут говорящий.

Но рот, что угрожает сапогами

Открыл, что он танцующий медведь.

Я улыбнулся достаточно широко, чтобы сделать моему лицу больно.

- Это прекрасно, - честно сказал я.

- Это первое стихотворение, когда-либо созданное обо мне.

***

После моего разговора с Пенти я чувствовал себя значительно лучше.

Я не был уверен, является ли то, что у нас с ней было флиртом, но это было не важно.

Для меня было достаточно знать, что есть, по крайней мере один человек в Хаэрте, который не хочет, чтобы я умер.

Я пошел к дому Вашет, как обычно делал после еды.

Наполовину я надеялся, что она встретит меня, улыбкой и сарказмом, а неприятности утра мы молча оставим позади.

Другая половина меня боялась, что она откажется говорить со мной вовсе.

Когда я преодолел подъем, я увидел, что она сидит на деревянной скамье возле ее двери.

Она прислонилась к грубой каменной стене своего дома, как будто она просто наслаждалась дневным солнцем.

Я глубоко вздохнул и выдохнув, почувствовал себя расслабленным.

Но когда я подошел поближе, я увидел ее лицо.

Она не улыбалась.

Также не надела она и маску бесстрастного Адем.

Она смотрела на мое приближение с выражением, мрачнее, чем у палача.

Я заговорил, как только я подошел достаточно близко.

- Вашет, - сказал я искренне.

- Я...

Оставаясь сидящей, Вашет подняла руку и я перестал говорить так быстро, как если бы она ударила меня по рту.

- Извинения сейчас не имеют особого значения, - сказала она, и голос ее был плоским и холодным, как слюда.

- Всему, что бы ты ни сказал, на данный момент доверять нельзя.

Ты хорошо меня знаешь, и знаешь, что я действительно разозлена, поэтому ты находишься в тисках страха.

Это означает, что я не могу доверять любому слову сказанному тобой, потому что оно сказано из страха.

Ты умный, обаятельный и лжец.

Я знаю, что ты можешь согнуть весь мир своими словами.

Поэтому я не желаю тебя слушать.

Она переменила положение на скамье, а затем продолжила.

- Ранее я заметила в тебе мягкость.

Это редкая вещь в таком молодом человеке и это было большей частью того, чем ты убедил меня, что стоишь обучения.

Но по прошествию дней я увидела кое-что еще.

Некоторые другие лица, которые далеки от мягкости.

Я отклонила их, как мерцания ложного света, думая, что это хвастовство молодого человека или странные шутки варвара.

- Но вчера, когда ты говорил со мной, до меня дошло, что мягкость была маской.

И это другое наполовину видимое лицо было темным и беспощадным, оно было настоящим лицом, скрывающимся под ним.

Вашет посмотрела на меня долгим взглядом.

- Есть что-то тревожное внутри тебя.

Шейн видела это в твоих разговорах.

Это не отсутствие Летани.

Но это делает мое беспокойство большим, а не меньшим.

Это означает, что в тебе есть что-то глубже, чем Летани.

То, что Летани не может исправить.

Она встретилась со мной глазами.

- Если это так, то я была неправа, обучая тебя.

Если ты был достаточно умен, чтобы показывать мне фальшивое лицо так долго, то ты представляешь опасность большую, чем просто школе.

Если это так, то Карсерет права, и тебя нужно быстрей убить, чтобы обезопасить всех участников.

Вашет поднялась, двигаясь, как будто она очень устала.

- Об этом я думала сегодня.

И буду продолжать думать долгое время этой ночью.

Завтра я приму решение.

Используй это время для того, чтобы привести в порядок свои мысли и сделай все, чтобы подготовиться показать лучшее в тебе.

Затем, не встречая мой взгляд, она повернулась и пошла в дом, тихо закрыв за собой дверь.

***

Какое-то время я бесцельно бродил.

Я пошел смотреть меч-дерево, надеясь, что я мог бы найти там Селин, но ее нигде не было видно.

Разглядываение дерева не сделало ничего, чтобы успокоить меня.

Не сегодня.

Так что я пошел в баню, где я пропитывал себя печалью.

Позже, в одном из зеркал, разбросанных в небольших комнатах, я поймал первый взгляд на свое лицо, после того, как Вашет ударила меня.