Вероника Иванова - Горные дороги бога

– Да чем же я все это заслужил… – Он не спрашивал. Не причитал. Не удивлялся. Скорее, повторял одни и те же слова для того, чтобы хоть что-то связывало его сейчас с реальностью. – Да почему же…

– Вы здешний хозяин?

Вопрос не очень-то помог вывести незнакомца из оцепенения: мужчина повернул голову в мою сторону, но остановившийся взгляд проясняться не пожелал. Впрочем, заученный ответ все же последовал, пусть и в прежнем бесстрастно-безжизненном тоне:

– Леви Лотт, к вашим услугам.

– Значит, украшение зала – ваших рук дело?

– Как же иначе, разумеется, мо… – Тут до него, видимо, дошло, о чем идет речь, и хозяин танцевального зала чуть ли не взвизгнул: – Нет! Я их не вешал!

Вообще-то, посмотрев на полноватую фигуру, мало приспособленную к тяжелому труду, а тем паче к труду, требующему определенной ловкости, можно было уверенно исключить эрте Лотта из исполнителей грязного дела. Но не из заказчиков.

– Но вы их поручили кому-то, эти работы, и оплатили?

Вот теперь мой собеседник не спешил что-то признавать или отрицать:

– На яра-мари принято приносить в дом цветущие ветви.

– И вплетать в них серебро?

– Нет, о серебре никто даже не заикался, – признал Леви Лотт, настороженно разглядывая металлические изгибы пряжки в моих пальцах. – По крайней мере, я ни слова садовнику не говорил.

– Так откуда же все это вдруг взялось? – Я откинул край плаща.

По глазам хозяина танцевального зала было понятно, что ювелирно-цветочные безделушки он видит впервые, а об истинном назначении даже вряд ли догадывается. Потому и молчит пока? Что ж, растолкую поподробнее:

– Некий злоумышленник, знающий, что сегодня вечером в танцевальном зале соберутся одержимые, пытался их убить, для чего и использовал эти штуки. А спрятаны они были как раз среди ваших цветущих ветвей. Так как считаете, нам есть о чем поговорить?

Леви Лотт напряженно сглотнул, не отрывая взгляда от серебряной груды.

– Либо вам было известно, что затевается, либо…

– Я виноват. Я во всем этом виноват.

Он по-прежнему не смотрел на меня, и это мешало понять, какой смысл вложен в неожиданное признание, потому что ни раскаяния, ни отчаяния в голосе хозяина зала по-прежнему не слышалось, одна лишь покорность судьбе.

– Скажете, что сами ползали по потолку, крепя гирлянды?

Леви Лотт невольно поднял голову:

– Нет, конечно же нет… Я бы упал и разбился раньше, чем поднялся туда.

– Тогда кто это сделал?

– Их было двое. Один… он был одержимый, как вы это называете. А второй нет. Второй был обычным человеком. Совсем обычным.

Вот, значит, как. Остался еще кто-то? Надеюсь, последний, иначе охота вслепую может продолжаться вечно, а мне уже порядком надоело чувствовать себя добычей.

– Как они выглядели? Особенно тот, который был человеком?

Хозяин танцевального зала потер виски кончиками пальцев.

– Как и все мы… Две руки, две ноги, одна голова.

– Безволосая?

Глаза Леви Лотта дружно моргнули:

– С чего вы взяли? Обычная голова. Только повязанная платком…

Дальше можно было не спрашивать. Тоже бритоголовый, как и следовало ожидать. Цепь одушевления во всей своей красе. Однако если учесть сегодняшнюю выходку побранного Боженкой, возникает сомнение, что эти три Звена орудуют в Аллари по приказу свыше.

Самодеятельность. Чистейшей воды. Иначе откуда бы взялись все те чувства, обуявшие несостоявшегося убийцу? Впрочем, неизвестно, что опаснее: строгое следование указаниям или праведный гнев человека, потерявшего своих напарников, а может, и того хуже, друзей. Если же второе хоть на шаг ближе к истине, чем первое, бритоголовый точно не уйдет восвояси просто так, без отмщения.

– Он всего лишь предложил помочь, а мне так нужна была помощь… Я должен был отказаться. Конечно, я должен был отказаться! Но разве я мог? Демонам ведь не отказывают. А он сам предложил мне…

Это верно. Демоны приходят и берут все, что им понадобится. Не спрашивая и не принимая отказа.

– Тогда не стоит себя винить.

– Винить себя? – Хозяин танцевального зала грустно улыбнулся. – Больше некого. Что бы я ни сделал, отвечать придется мне, а не кому-то другому.

Да, скорее всего. Когда понадобится виноватый, лучше выбора не придумаешь. Хотя и жаль беднягу. По-человечески жаль.

– Вас попросту обманули. Такое случается хотя бы однажды с любым из нас.

– Обманули? – на мгновение задумался Леви Лотт. – Да, пожалуй. Но меня никто не заставлял обманываться.

Тон его голоса постепенно креп, только не в самую лучшую сторону: с подобным выражением обычно говорят и чувствуют себя люди, принявшие окончательное решение. Окончательное, главным образом, для своего личного будущего.

– Вас не станут обвинять. Никто из гостей зала в ближайшее время даже не вспомнит о вас, поверьте. У них появился другой, куда более важный повод для размышлений.

– Но когда-нибудь они вспомнят.

– Так уезжайте. Сегодня же. Найдите лодку. Украдите, если понадобится. С веслами сумеете справиться?

– Я должен бежать? – Кажется, он искренне удивился.

– Тот человек, второй, который вешал гирлянды. Он вернется сюда, чтобы узнать, что случилось. И он не будет любезен в расспросах.

– Пусть приходит, – простодушно разрешил Леви Лотт. – Мне все равно нечего ему сказать.

– Боюсь, в это он не поверит. А даже если и поверит… Вы не переживете этот разговор.

– Пусть.

Он наконец-то посмотрел мне прямо в глаза, посмотрел так светло и спокойно, что можно было больше не тратить время и силы на предупреждения. Ввиду полной бессмысленности.

– Хотите умереть?

– Моя жизнь была посвящена служению. Не знаю, поймете ли вы… Ну неважно. Я не вижу себя в другом месте, при других хозяевах. И не вижу себя свободным. Если нить, привязывающая меня к залу, порвется, я не обрету свободу. Это… это больше чувств и всего прочего. Я должен был исправно служить и служил, а потом вдруг невинный поступок обернулся чуть ли не преступлением против всего, что составляет меня с ног до головы. Я предал не своих хозяев. Я предал себя. И… я не чувствую себя живым. Больше не чувствую.

Он был уверен в том, что говорит. Для меня его слова могли звучать как угодно, но достаточно было прислушаться к интонациям, чтобы поверить и принять решение Леви Лотта вместе с ним самим. Безоговорочно.

– Вы умрете, как только он доберется до вас.

– Повторю: мне не страшно умирать, эрте. Я уже мертв. Или умру в самом скором времени.

– Что ж, тогда… Окажете мне услугу напоследок? Вам она ничего не будет стоить.

– А вам?

А для меня это будет подарком. Самым роскошным на свете.

– Так окажете?

– Почему бы и нет? – согласился хозяин танцевального зала.

– Когда тот человек придет к вам… Не знаю, насколько быстро это случится, но случится обязательно. Так вот, он непременно спросит о том, кто убил его товарища. И вы должны указать на меня.