Надежда Ожигина - Путь между

Но что происходит? Почему они смотрят поверх его головы?

Куда они все смотрят?!

Король оглянулся. И встретился взглядом с Предводителем Воров. И по изумленному вскрику понял, что узнан.

Коварна Улица Священного Круга.

Две армии в боевых порядках стоят друг напротив друга.

Две маленькие армии — для уличной войны.

И между ними — король.

Испуганная девочка.

Израненный шут.

И зачем же ты так широка, улица Священного Круга, будь ты проклята!

Нелегко стоять между армий в ожидании удара, сминающего последнее препятствие на своем пути. Нелегко стоять Между… Между законной — Светлой — армией Городской Стражи и разбойничьей — Темной — армией городских воров. Нелегко…

«Не стой, король! — словно услышал он. — Не стой столбом, уходи! Свою битву ты выиграл, дай поиграть другим».

И Денхольм увидел, как расступаются, нарушая боевой порядок, разбойничьи отряды. И пошел не колеблясь, не задумываясь о том, что отворачивается от Света, чтобы искать спасения во Тьме. Он очень медленно переставлял ноги, осторожно покачивая бесчувственного Санди. И маленькая девочка под боком подстраивалась под его шаги. Глупая, беги скорее, сейчас такое начнется! Но твердо знал: не побежит, пройдет до конца, держась за полу кафтана. И стискивал зубы, представляя опрокидывающий вихрь арбалетных стрел, бьющих в беззащитную детскую спину. Успеть! Успеть раньше, чем сдадут нервы делающих поправку на ветер. Вроде бы слуг, вроде бы своих… Но врагов, врагов!

Он успел. И хрупкая девчушка юркнула куда-то под ноги взрослым, ловко скользя среди мужицких топоров и краденых мечей. И кто-то принял его бесчувственную ношу, передавая дальше, по рукам, бережно и ласково, как ребенка. И почти сомкнулись передние ряды с самодельными щитами…

— В-а-х! — хлопнула тетива.

— Ф-а-й! — пропела стрела.

Толстая арбалетная стрела ринулась на поиски добычи, алчно вспарывая воздух. Смерть смеялась на остром наконечнике, Смерть готовилась впиться зубами в плоть и отведать горячей крови…

— Х-е-й! — ударила Смерть в открытую спину короля, стремясь пройти как можно ближе к сердцу. Чтоб насовсем. Чтоб наверняка!

Укусила… И обломала зубы.

Крепка оказалась кольчуга работы гномов Сторожевых Гор. Или, может, Йоттей властною рукой замедлил стремительный полет, выгадывая секунды и даря годы? Что толку гадать!

Удар оказался столь силен, что затрещали ребра и перехватило дыхание. Король захрипел, падая, захлебываясь собственной кровью… Крепкие руки подхватили его, передавая дальше, и смутно знакомый голос прокричал:

— Отнесите их лицедеям! Пусть отвезут как можно ближе к королевскому дворцу! Пусть спрячут понадежнее и разыщут Масхея!

А потом Денхольма коснулся яростный шквал подступающей битвы, сменившийся вдруг мерным перестуком копыт.

А потом в его сознании не осталось и этого. Ничего не осталось.

«Потерпи, братишка! — прошептал до боли родной голос. — Держись! Ты же король. И потомок Богов, между прочим».

«Не оставляй меня, брат!» — прокричал он в навалившуюся пустоту…

И вокруг него постепенно расцвело и защебетало яркое летнее утро…

Он стоял на лесной прогалине. Он стоял по колено в густой траве такого изумительного оттенка, что хотелось петь и плакать одновременно. И он был Йоркхельдом, бывшим королем Элроны…

— Здравствуй, Мастер, — усмехнулся кто-то за его спиной.

Он резко обернулся. У кромки поляны стоял парень, казавшийся взрослым не по годам, смотрел прямо и твердо, улыбаясь одними губами, и жесткие складки растекались по его лицу.

Йоркхельд улыбнулся в ответ — так, как умел он один: тепло и мягко. Обезоруживающе. И приветственно вскинул руку:

— Здравствуй и ты, малыш.

Человек у кромки поляны сухо рассмеялся:

— Малыш? Пусть. А ведь я приготовил тебе сюрприз…

И видят Всемогущие Боги, не испытал Йоркхельд ни радости, ни испуга. И даже когда на поляну выскочили сверкающие сталью чужого оружия воины, не шевельнулся и не обнажил меча.

— Пришел час платы моего долга!

Человек у кромки поляны сделал шаг, поднимая кривую саблю южных кочевников, и в глазах его заметалось звериное веселье.

«Я спас тебе жизнь!» — хотел крикнуть Йоркхельд — и не крикнул.

— Что же ты не защищаешься? — хрипло спросил человек с кривой саблей южных кочевников. — Возьми свой меч и умри как мужчина, Мастер!

«Не могу, малыш, мы лили воду на оружие!» — хотел осадить Йоркхельд и снова промолчал.

— Ты трус! — заявил человек с кривой саблей южных кочевников, замахиваясь для страшного — единственного — удара.

Острая сталь вспорола плоть, круша кости…

— Держись, брат! Я иду на помощь! — заорал он сам не свой, рванулся вперед…

И снова стал Денхольмом. Он еще успел увидеть, как падает, выгибаясь спиной, его брат, падает на окровавленную густую траву такого изумительного оттенка, что хотелось петь и плакать одновременно… А потом ушло то безумно цветущее лето и вернулось мерное перестукивание копыт. Ему хотелось петь и плакать. Петь и плакать… Погребальное ложе королей Элроны было изумрудного цвета. Как трава, густая трава у ног того, кого называли Йоркхельдом I…

Повозку качало из стороны в сторону, и она поминутно подпрыгивала на камнях и колдобинах. Значит, они свернули с проклятой Улицы Священного Круга и какими-то потайными переулками приближаются к дворцу. А там их примет Масхей и в очередной раз спасет жизнь недотепе Санди. Но откуда вору с Темной Стороны знать королевского лекаря? В какую авантюру успел впутаться непутевый Масх? Но потом Денхольм понял, что бывший нищий с паперти Светлого Храма, выбившийся в люди, по праву был живой легендой воровского мира. И протягивал своим руку помощи.

Колымагу тряхнуло, и короля коснулся стон. Повернув голову, он увидел укутанного в одеяло Санди. Денхольм рванулся к нему и застонал сам, захлебываясь болью под левой лопаткой. Он снова упал в гору собранных заботливой рукой подушек и уснул. Сколько он спал? Час? День? Вечность?

Когда он проснулся, колеса продолжали все так же протяжно скрипеть, но мерный перестук копыт старой клячи разбавляли теперь голоса. Мужской и женский, они то приближались, то удалялись — и все время оставались на месте. Они спорили, и Денхольм напрягся, услышав свое имя.

— Нет, Лайса! — нетерпеливо гудел мужчина. — И еще раз нет! Над городской стражей стоит король, значит, только он повинен в зверствах своих слуг!

— Перестань, дядюшка Менхэ, — упрямо твердила невидимая Лайса. — Ты вспомни, что говорил нам Эарт! Король еще мальчишка, и за него слишком долго решали другие! Но он все поймет. И все исправит!

— Как калеку примочки, — усмехнулся Менхэ. — Удивляюсь я тебе, девочка. О чем бы ни шел разговор, без Эарта нам не обойтись. И чем он приворожил тебя, вот что старику интересно! Ладно, не смущайся. Твой Эарт еще более наивен, чем ты. Била его жизнь, да, видно, не добила. Не тем местом он ее науку переваривал! Хотя песни творит — не наслушаешься. Спела бы лучше, чем со старым Менхэ спорить!