Надежда Ожигина - Путь между

— В путь пора, — мрачно подытожил король, с опаской поглядывая на угасающее солнце.

— А я что говорю? — искренне обрадовался Эйви-Эйви. — Ноги уносить, да поскорее, не ровен час Хозяйка за душонками придет, так не вином же ее угощать, самим не хватает…

Ныло все тело, но Денхольм мужественно встал, закинул за плечи мешок и припустил по дороге чуть ли не впереди прихрамывающего проводника: настолько его не радовала предполагаемая встреча с Вешшу.

В последних лучах заходящего солнца они углядели третью Священную Дубраву, последнюю перед горами Форпоста. А потом нахлынула темнота, чуть разбавленная слабым отсветом далеких звезд. Привыкшие к сумеркам глаза отказывались различать такие нюансы, как дорога и поля, не говоря уже о камнях и рытвинах. Король и шут застыли, не в силах заставить себя сделать хотя бы шаг из боязни опять свернуть не туда. Денхольм вздрогнул. То ли воображение играло с ним злую шутку, то ли на самом деле неверно замерцала, растворяясь в неизвестных далях, звездная россыпь, и подползал все ближе коварный туман, и слышалось чье-то алчное нетерпеливое дыхание…

— Эй, где вы там? — резкий каркающий голос трезвого проводника разом рассеял морок. — Что застряли?

— Так не видно ж ни рожна! — возмутился Санди.

В ответ донеслось неразборчивое ворчание.

— Ну что вы, как дети неразумные, наказание мое! — крикнул наконец Эйви-Эйви. — А Камень Зарга вам на что?!

Король сунул руку в Незримый Кошель и достал камень. И тотчас вся округа осветилась кровавым пламенем, словно объятая яростным пожаром. В неровном свете он увидел успевшего отойти на пару роудов Эй-Эя и Дубраву за его спиной, приветно зашелестевшую кронами деревьев. Денхольм облегченно вздохнул и торопливо захромал под защиту каменного Бога, Дающего Приют. Вскоре у Священного Ручья весело затрещал огонь, аппетитно забулькал котелок с похлебкой. Король вытянул натруженные ноги, горящие от целебной мази проводника, и, прихлебывая подогретое вино, смотрел на пламя.

Он старался не вспоминать о прожитом дне, о тяготах пути, о битве в гномьей сторожке.

Долгожданный отдых и хорошая еда.

Что еще нужно человеку для счастья?

Король так устал, что, казалось, едва отяжелевшая голова коснется заботливо свернутого элькассо, сон опрокинет бунтующее сознание и выдернет его из грубой реальности. Но усталость оказалась слишком велика, чтобы отпустить разум в Царство Йоххи, болели ноги, ныло все натруженное за день тело, голова взрывалась десятками мыслей и воспоминаний. Отголоски прошедшего боя били тревожным набатом, было немного страшно, но рукам не терпелось снова обнять рукоять меча… Проворочавшись пару часов, Денхольм сдался, надел элькассо и присел у костра, распугивая Духов.

— Не спится, господин? — понимающе поинтересовался Эй-Эй, обреченным взглядом провожая призрачные тени.

— Беседуешь? — зевая во весь рот, спросил король.

— Беседую.

— Интересно, о чем можно беседовать с Духами?

— О разном, — уклончиво ответил проводник.

— Побеседуй и со мной, — не было у Денхольма ни сил, ни желания настаивать на подробных ответах.

— О чем, господин Хольмер?

— О Пустоглазых, например…

— Нашли разговорчик на ночь глядя. Любопытные у вас интересы…

— Не твое дело, проводник. Кто они, Пустоглазые? Нечисть?

— Отчего же сразу нечисть? — пожал плечами Эйви-Эйви. — Тоже люди. Почти люди. Вернее, от людей у них осталось только одно: жажда снова ими стать.

— И что, могут? — снова зевнул король.

— Не встречал, не знаю, — честно признался проводник. — Только думается мне, что вряд ли. Страшно с ними дело иметь, господин. С виду — люди, но без тени, оттого солнца сторонятся и на охоту выходят в сумерках. И еще не любят зеркал. А в глазах — ничего. Даже больше, чем ничего: желание снова стать всем. И если им удается поймать чей-то неосторожный взгляд, высасывают душу, силу, разум. Убивают, одним словом… Они очень осторожны и не сразу выдают свою сущность, они жадны, но могут ждать годами положенного срока… Если встретятся, а они обязательно вам встретятся, выбивайте глаз, не раздумывая, — самое против них верное средство.

Перед королем тотчас встали трупы с пробитыми насквозь черепами и поврежденными глазницами, оставленные на поляне возле сторожки. Тогда, не успев остыть после лихой рубки, он их зачем-то пересчитал. Семь разбитых голов. Значит, семь Пустоглазых по его душу…

— Амулет вам отдал, — вздохнул тем временем Эй-Эй с мимолетным сожалением, — пригодится, не выбрасывайте. Лучше на шее носите, там шнурок из кожи змеи Сетав… Замкнутый круг из шкуры твари, прозванной на Востоке Объятием Смерти, — сам по себе хороший оберег. Пока на вас эта безделица — Пустоглазые вам не страшны.

— Значит, — уточнил Денхольм, торопливо доставая из Кошеля Камень-Глаз и надевая амулет на шею, — Пустоглазых мне можно не бояться?

— Бояться не стоит. Опасаться следует. Они хитры, им по должности положено. Любую пакость могут сотворить.

— Отлично, проводник, ты меня утешил, — с насмешкой, за которой скрывалось облегчение, выдохнул король. — Вешшу больше не придет, твари эти не тронут. Жить можно.

Эйви-Эйви смерил его задумчивым взглядом.

— Иногда, господин, вы кажетесь мне малым ребенком, открывающим для себя мир. Вы не знаете ни друзей, ни врагов, не умеете отличить руку помощи от смертельной опасности, — кивнул он с явным сочувствием, тщательно набивая опаленную трубку. — Впрочем, это неудивительно. Многие, слишком многие сейчас забыли завещанное дедами. В мире Хейвьяра и без Пустого Братства хватает неприятностей. У Той, За Которой Нет Трех, слуг бессчетное множество, хватает нечисти, чудищ разных, божков — как щупалец у семинога. Бойтесь жрецов, вот что. Этих — бойтесь всерьез.

— Жрецов… Ее? — осторожно спросил король, стараясь скрыть волнение. — А разве у… Нее есть жрецы?

— Не так много, как ей хотелось бы, — наконец закурил проводник. — С виду и внутри — люди как люди. И тень имеется, и солнца не боятся. Сердца у них нет, Вешшу вырвала, стерва старая.

Денхольм вздрогнул и в ужасе вскочил, заметавшись между стволами.

— Она пыталась… Значит, теперь я…

— Мало ли, кто и что пытался, — жестко усмехнулся Эйви-Эйви, упрямо поджимая губы.

И король замер, с удивлением и испугом глядя на разом почерневшее лицо проводника. Но наваждение прошло, и Эй-Эй бесшабашно рассмеялся:

— Вы ей крепко вдарили, господин. Я сначала удивлялся, а потом разглядел на вашем плаще одну неприметную булавку… Не спрашиваю, как она к вам попала, но Старуха теперь до самой смерти к вам не сунется, голову кладу.

— Как мне распознать жреца Той, За Которой Нет Трех? — тихо спросил Денхольм.