Александр Розов - Innominatum. Неназываемое

За этими раздумьями Колин Рамсвуд провел день и вечер, а потом, настала ночь, и с помощью двух таблеток какого-то новейшего транквилизатора, сценаристу удалось поспать. Правда, утром голова была тяжелая, как с похмелья. «Вот тебе и новейшие таблетки, — подумал Рамсвуд, — лучше было просто хлопнуть стакан виски». С такими мыслями, он привел себя в порядок, выпил в баре две чашки кофе и отправился в яхт-харбор, поскольку (как сообщила Джоан Лайти) встреча назначена на яхте мистера Фарригана. Яхта выходит в море в 8:00, и к этому моменту надо быть на борту…

Большой Бонго был похож на облысевшего и сильно загоревшего Винни-Пуха и, как упомянутый сказочный плюшевый медвежонок, очень любил мед. Раньше Фарриган употреблял мед в виде 40-градусной медовой перцовки, но врачи в какой-то момент запретили ему крепкие напитки, и он перешел на имбирно-медовый безалкогольный горячий коктейль, по рецепту кришнаитов. Сидя в шезлонге, на палубе, в тени паруса, Фарриган молча слушал рассказ гостя, шумно прихлебывая этот коктейль, и вытирая вспотевший лоб полотенцем. Могло показаться, что он слушает только из вежливости, однако, как только Рамсвуд завершил рассказ, первый же вопрос показал, что Большой Бонго слушал более внимательно, чем это можно было вообразить.

— Скажи-ка Колин, а откуда этот пилот, который тебя вез на Авалон и обратно?

— Пилот? — удивленно переспросил сценарист.

— Да, пилот. Ты сказал: «у пилота было такое лицо, будто его тошнит от этого».

— Э… Я не знаю, откуда пилот. Просто, у меня была марка и номер самолета, и номер любительской полосы на восточном малом аэродроме в Джайапуре.

— Какой ты нелюбознательный, Колин, — тут Большой Бонго вздохнул, — в мире столько интересного, а ты не смотришь. Хорошо хоть ты заметил, что пилота тошнило. Это так важно, что ты даже представить себе не можешь. Как писал великий Жан-Поль Сартр: «Дело плохо! Дело просто дрянь: гадина — тошнота, все-таки настигла меня!». Знаешь, Колин, этот роман Сартра так и назван «Тошнота», он написан в 1938-м, и считается гениальным! Гениальным, ты чувствуешь? В этом что-то есть, верно?

— Декадентский словесный понос, — проворчал Рамсвуд, не любивший Сартра.

Фарриган взмахнул кружкой с коктейлем. Чуть не расплескав его.

— Верно, Колин! Адски верно! Все гениальное в литературе, в живописи, в кино — это декадентский словесный понос! И здоровых людей от этого тошнит! Вот что важно! Почему тошнило пилота? Ну, догадайся!

— Тут и догадываться нечего. Я же говорил тебе, Берген: пилот увидел эти поля, где вилланы, или рабы. Я думаю, он и с воздуха что-то тоже видел. Например…

— Нет! — перебил Большой Бонго, — Нет, ты размениваешься на частности! А тут важно другое! Пилот — здоровый человек! Он не из той дерьмовой тусовки! Он внешний!

— Внешний? — переспросил Рамсвуд.

— Да! И странно. У лордов такая экзотика на этом острове. По логике, им надо держать своих карманных пилотов, чтобы посторонние не видели рабов. Но, лорды нанимают внешнего пилота, которого тошнит! Ты записал марку и бортовой номер самолета?

— Да, конечно, все у меня в блокноте.

— Вот, это хорошо, — Большой Бонго кивнул, — сейчас мы пригласим сюда очень умного мальчика Тони, и он растолкует, что может значить такая оплошность с тошнотой.

— Послушай, Берген, — возразил Рамсвуд, — мне не хотелось бы расширять круг…

— Тони Тамере, — снова перебил Большой Бонго, — это не только умный мальчик, но и надежный. Если ты веришь мне, то верь и ему. Я верю ему, как себе, и даже больше. Представь: я верю ему почти так же, как крошке Джо, а ты знаешь, как я ей верю.

— Ладно, Берген, — со вздохом, согласился сценарист, — Я тебе верю. Зови этого парня.

— Ты принял правильное решение, Колин! — Большой Бонго удовлетворенно кивнул и, откашлявшись, крикнул, — Джо, звякни Регги, пусть он подъедет, тут срочное дело.

— ОК, босс, — лаконично отозвалась Джоан Лайти, которая бездельничала на верхнем мостике яхты, деля внимание между журналом «X-life» и телевизором. Уделив каплю внимания телефону, она сделала вызов, промурлыкала в трубку: «Алло, Регги-бой, тут скучно без тебя!». Потом, отбросив телефон, Лайти продолжила бездельничать.

Большой Бонго еще раз кивнул, взял модерновый электрочайник в виде полноценного глобуса, налил себе еще кружку горячего медово-имбирного коктейля, и спросил.

— Колин, может, ты хочешь какой-нибудь болтушки с ромом и со льдом?

— Даже не знаю… — пробурчал сценарист, — я чертовски нервничаю из-за всего этого.

— Нервничаешь? Тогда, открой вот тот холодильник и налей себе виски.

— Наверное, я так и сделаю, — Рамсвуд извлек из небольшого холодильника, стоявшего прямо на палубе, бутылку виски, стакан и ведерко с колотым льдом…

— …Нервничаешь, — повторил Фарриган, — а из-за чего, собственно?

— Понимаешь, Берген… — Колин сделал глоточек виски, — мне пришла в голову мысль: чертовы придурки, которые заказали мне сценарий Авалона, вполне могут оказаться у власти у нас в Америке. Они очень легко находят общий язык с конгрессменами. Это настораживает. Я опасаюсь, что конгрессмены, это люди того же типа, что и лорды.

— Ты только сейчас это понял?! — искренне удивился Большой Бонго.

— В общем, да, — признался сценарист, — я считал, что политика это такой вид бизнеса. Лоббирование, раздача налоговых льгот и бюджетных денег, распределение каких-то правительственных подрядов и финансовой помощи. Примерно так.

— Нет, Колин. Это такая же наивность, как верить, что детей приносит аист. Воровство бюджетных денег это лишь вторичная цель занятий политикой. А первичная цель, это власть! Приведу тебе наглядный пример: вот, на верхнем мостике крошка Джо листает модный журнал и выбирает новую тряпочку. Но главная цель состоит не в том, чтобы нацепить на себя красивую модную тряпочку, а в том, чтобы нравиться парням.

Джоан Лайти, разумеется, услышав разговор, отреагировала:

— Алло, босс, ты имеешь что-то против основного инстинкта?!

— Нет, крошка! Секс, как основной инстинкт, это прекрасно! Но есть и другие сильные инстинкты. Таков инстинкт власти. В природе этот инстинкт довольно близок к сексу. Любой краснозадый павиан-самец стремится стать вожаком ради прекрасных задниц девушек-павианов. Ведь, если другие самцы поклонятся ему, и признают его отцом павианьей нации, то на девушек это произведет неизгладимое впечатление. Если мы копнем любого политика-человека, то увидим того же краснозадого павиана, только испорченного цивилизацией. Он забыл, что альфа-самцом становятся ради секса, и в результате ищет удовлетворения просто подчиняя себе других особей. Он пытается достигнуть оргазма, все усиливая и усиливая свою власть. Он доводит свою власть до физического предела, втаптывая подчиненных в грязь, но оргазма все нет. Он, болван, думает, что надо еще постараться, еще поглумиться над ближними, и вот тогда…