Александр Рудазов - Преданья старины глубокой

Часы тянулись неспешно. Кащей безразлично разглядывал противоположную стену – больше в этой камере глядеть было не на что. Время от времени он напрягал сухожилия, терпеливо ожидая неминуемого момента, когда стопудовые цепи не устоят перед воротившейся силой.

Но пока что они держались.

Он не мог сказать твердо, сколько уже провел в этом каменном мешке. Вероятно, несколько дней. Казалось, дэвы успели позабыть о своем пленнике. Очень возможно, что так оно и было – чем-чем, а хорошей памятью эти великаны не отличаются.

Другое дело – Божми. Кащей был уверен, что коварная царица-колдунья то и дело вспоминает о нем… и наверняка при этом ехидно улыбается.

Из дыры, служащей единственным входом в камеру, доносились странные звуки. Слабые, тихие, но постепенно усиливающиеся. Тот, кто их издавал, приближался. Во тьме замерцал огонек. По каменному полу цокали копыта, а тишину подземелья время от времени нарушало яростное блеянье.

– М-мээээ!!! М-мээээ!!!

Кащей мгновенно догадался, что за тварь бродит по подземельям. И когда из проема показалась заросшая рыжей шерстью лапа, держащая огарок свечи, он уже твердо знал, кто перед ним. Рикирал дак, топорогрудый сатир. В целом похож на своего дальнего родича, когда-то в изобилии водившегося в рощах Пелопоннеса, но гораздо, гораздо опаснее.

Рикирал дак саженного роста, густо покрыты шерстью, морда – среднее между козлом и человеком, на голове кривые рога, сзади длинный хвост. Почти так же выглядят и обычные сатиры, только ростом помельче. Но у рикирал дак есть и два серьезных отличия. Во-первых, длиннющие когти на руках. Во-вторых, топоровидное лезвие, торчащее из груди, – за него топорогрудые и получили название. Еще их порой именуют саблегрудыми (кылыч тёш) или железногрудыми (темир тёш). Рикирал дак чудовищно сильны – в бою они обычно просто хватают врага и прижимают к груди, рассекая грудным лезвием надвое.

Обычные сатиры вымерли уже очень давно. И до сего дня Кащей полагал, что и рикирал дак тоже больше не существует. Однако ж выходит, что один еще остался…

Хотя этот явно очень старый – топорогрудые живут долго, сто тридцать лет и больше, но все же не вечно…

– Как твое имя? – холодно спросил Кащей, разглядывая отряхивающееся от пыли чудище.

– Мм-мээээээ!!!! – бешено взревел рикирал дак, оскалив заостренные клыки. Да, с такими зубками кушают обычно не травку… – ММММ-ММЭЭ-МММЭЭЭЭЭЭЭЭ!!!!!

Бессмертный царь почувствовал слабый зуд в ушах. А ведь перед ним отнюдь не обычный рикирал дак! У этого племени, как и у простых сатиров, есть особый дар – некоторые из них могут своими воплями внушать панику. Когда такой «одаренный» блеет во всю мощь, от него все разбегаются – птицы, звери, люди… Даже трава порой поникает и жухнет. Лучше всех это умел великий Пан – бог-сатир. От него и пошло слово «паника»…

Кащея эти вопли, само собой, не проняли. Но даже он что-то почувствовал – каково же пришлось бы на его месте простому человеку?! Сошел бы с ума, не иначе. А то и скончался бы на месте.

– Не так уж много было на свете рикирал дак, способных внушать панический ужас, – безразлично произнес Кащей, разглядывая рогатого. – Я знаю их всех по именам. Ты Абануаю?

– М-мэк! – буркнул рикирал дак, ужасно удивленный, что человек в цепях остался столь невозмутимым после его крика. – М-мэк!

– Ты Мезиль?

– М-мэк!

– Ты Очокочи?

– М-ма! – утвердительно кивнул рикирал дак.

– А, так это ты пытался снасильничать Ткаши-мапа? – вспомнил Кащей.

– М-ма! – гордо ухмыльнулось чудище.

Как и простые сатиры, рикирал дак похотливы и распутны до безобразия – гребут под себя все, что движется. Женщин, мужчин, детей, животных – всех подряд. Сатиры предпочитали охотиться за нимфами. И рикирал дак разделяют их вкусы – в лесах и горах Кавказа тоже водятся эти прекрасные девы-божества. Так, Ткаши-мапа была красавицей-оборотнем, богиней лесов и животных. Впрочем, тоже не безгрешной – немало охотников стали жертвами ее чар…

– М-мммэээ… – задумчиво проблеял Очокочи, оглядывая Кащея. – М-мммээээ…

Цокая копытами, он прошелся взад-вперед, кое-как прилепил оплывшую свечу к одному из скалящихся черепов, и с любопытством потыкал Кащея пальцем. Под нажимом острейшего когтя сизая кожа прорвалась, потекла черная кровь. Очокочи брезгливо поморщился – та дрянь, что наполняла вены царя нежити, источала нестерпимое зловоние.

– Мм-ммэк! – рявкнул он, приблизив козлиную морду к лицу старика. – Ммм-мак! Мэ?..

– Не думаю, что тебе понравится, – равнодушно ответил Кащей. – Но если хочешь – проверь.

– Ммм-ма! – фыркнул Очокочи, втягивая воздух широкими ноздрями.

Рикирал дак подался вперед… отшатнулся… снова приблизился… снова отступил… И в конце концов челюсти сомкнулись на руке Кащея. Клыки-бритвы с легкостью отхватили добрый кусок плеча.

На козлиной морде отразилась задумчивость. Чудище пережевывало кровоточащее месиво с той же флегматичностью, что обычные козы – траву. Кащей взирал на это с полнейшим равнодушием – уродливая рана уже успела бесследно раствориться.

– Ммм-м-ммэээээк!!! – заревел Очокочи, распробовав как следует. – Ммм-мммэээээк!!!

Изжеванный мясной шмат, сочащийся черной кровью, вылетел из пасти, словно стрела, и впечатался в стену. Крохотные глазки топорогрудого налились кровью, на губах выступила пенная слюна. Плоть бессмертного царя на вкус оказалась хуже любой тухлятины – такое не станет жрать даже самый отпетый падальщик.

Взбешенный рикирал дак принялся рвать прикованного пленника когтями и грудным лезвием. Кащей невозмутимо висел, нисколько не протестуя. Раны срастались едва ли не быстрее, чем Очокочи их наносил.

Спустя некоторое время чудище утомилось и уселось на пол, тяжело дыша и утирая пот. Кащей по-прежнему взирал на него с полнейшим равнодушием.

– Мм-маак! – тоскливо выдохнул Очокочи. – Мм-мааа!

– Да, мне это уже говорили, – согласился Кащей. – Ты не первый, кто пытается меня прикончить. И, полагаю, не последний.

– Мммэээ! – фыркнул Очокочи.

– Все равно ничего не получится. Я бессмертный.

– Мэ?

– Да, как боги. Даже больше.

– Мм-мэ? Ммма-м-мммэ?! – жадно уставился на него старый рикирал дак.

– Ты угадал. Мое имя – Кащей, сын Вия.

– Мммэээээээ?! – с надеждой загорелись глаза Очокочи. – М-маааа!

– Сначала освободи меня, а там посмотрим.

Очокочи порычал, попыхтел, но потом все-таки нерешительно дернул одну из цепей. Потянул сильнее… сильнее… сильнее… еще сильнее и… упал навзничь. Цепи тихо зазвенели, словно насмехаясь над неудачливым сатиром.

Рикирал дак бешено зарычал и начал носиться по пещере, бодая стены козлиными рогами. Кащей взирал на это с каменным безразличием.