Стивен Кинг - Бесплодные земли

– Завтрак, – коротко констатировала она.

Три минуты спустя Роланд вернулся в лагерь со шкуркою, перекинутой через плечо. На ней покоился свежевыпотрошенный и уже освежеванный кролик. Сюзанна молча его приготовила. Путешественники поели и отправились дальше.

Эдди пытался представить себе, каково это: помнить о собственной смерти. Все утро эта мысль не давала ему покоя.

А вскоре после полудня они вышли к участку леса, где почти все деревья были повалены или выкорчеваны из почвы, а кустарник буквально размазан по земле… впечатление было такое, что когда-то давно здесь прошел ураган, сметая все на своем пути в разрушительном буйстве.

– Мы почти добрались, – объявил Роланд. – Теперь уже близко. Он тут все порушил, чтобы расчистить обзор. Наш приятель-медведь не любил сюрпризов. Он был здоровенный, но не любезный.

– А он не оставил, случайно, сюрпризов нам? – полюбопытствовал Эдди.

– Может быть, – улыбнулся Роланд, похлопав его по плечу. – Но если даже и так… это будут старенькие сюрпризы.

Здесь им пришлось сбавить темп. Большинство из поваленных деревьев, преграждавших дорогу, были старыми, даже древними – многие рассыпались трухой, мешаясь с землею, из которой их выдернули когда-то, – но все равно продвижение вперед сквозь мешанину ветвей и стволов походило скорее на бег с препятствиями. Даже если бы все путешественники были, что называется, дееспособны, такой переход все равно представлял бы немалые трудности, а ведь ситуацию усугубляло и то, что Роланду приходилось тащить на себе Сюзанну, так что поход превратился в настоящее испытание выносливости и нервов.

Местами раскиданные деревья и расплющенный кустарник полностью перекрывали медвежий след, и это тоже задерживало путешественников. До полудня они шли, ориентируясь по глубоким отметинам когтей на стволах, четким и ясным, как проложенная меж деревьев тропа. Но здесь, в самом начале пути, гнев исполинского зверя не разыгрался еще в полную силу, и отметины эти пропали. Роланд медленно прокладывал дорогу, высматривая испражнения в кустах и клочки шерсти на коре поваленных деревьев, через которые перебирался медведь. День уже близился к вечеру, когда они наконец миновали этот гниющий участок леса – и прошли-то всего три мили!

Эдди уже опасался, что они не выберутся оттуда до темноты и им придется заночевать в этом массиве, не пробуждающим в нем ничего, кроме чувства гадливости, и когда он совсем уже было отчаялся, они выбрались наконец на опушку леса, заросшую редкой ольхой. Впереди, за деревьями, в каменном ложе своем громыхала река. За спиной заходящее солнце пролило воспаленный багряный свет на гниющий участок леса, который они только что миновали. В гаснущем свете дня стволы упавших деревьев обернулись перекрестием черных линий, напоминающих знаки китайской письменности.

Роланд объявил привал и снял со спины Сюзанну. Потянувшись как следует, он упер руки в боки и немного размялся, покрутив корпусом вправо и влево.

– Здесь, что ли, ночуем? – с облегчением осведомился Эдди.

Роланд покачал головой.

– Отдай ему свой револьвер, Сюзанна.

Она сделала, как он сказал, лишь вопросительно на него посмотрела.

– Пойдем, Эдди, со мной. Мы уже совсем рядом. Место, ради которого мы пришли… оно на той стороне этой ольховой опушки. Нам надо взглянуть. И еще – кое-что сделать.

– Но почему ты решил…

– Послушай.

Эдди прислушался. Только теперь он вдруг сообразил, что из-за деревьев доносится гул механизмов и что он его уже слышит какое-то время.

– Но мне не хотелось бы оставлять Сюзанну.

– Мы далеко все равно не пойдем, а голосище у нее будь здоров. К тому же, если и существует опасность, то она впереди… так что мы будем между.

Эдди нерешительно посмотрел на Сюзанну.

– Идите… но постарайтесь вернуться быстрее. – Она оглянулась назад, задумчиво глядя туда, откуда они пришли. – Не знаю, есть у них тут муравьи или нет, но у меня ощущение, что есть.

– Мы вернемся еще засветло, – пообещал Роланд и, не проронив больше ни слова, направился к ольховой опушке. Помедлив мгновение, Эдди поплелся следом.

Углубившись в ольховую рощицу ярдов этак на пятнадцать, Эдди вдруг сообразил, что они с Роландом идут по тропинке – ее, вероятно, за многие годы протоптал для себя медведь. Деревья клонились над ними, образуя живой тоннель. Теперь гул механизмов стал громче, и Эдди начал уже различать его отдельные составляющие. Вот – глухое гудение, похожее на густое жужжание. Эдди не столько слышал его, сколько чувствовал под ногами – слабую вибрацию, словно где-то под землей работал большой агрегат. Мерный гул, как царапины, прорезали скрежещущие перекрестные звуки… вжик, вжик, бдзжж.

Прильнув губами к самому уху Эдди, Роланд проговорил:

– Лучше нам тут не шуметь.

Они прошли еще ярдов пять, и Роланд снова остановился. Вытащил из кобуры револьвер и дулом его отодвинул ветку, что свисала под тяжестью листьев, окрашенных отблесками заката. Сквозь открывшийся просвет Эдди выглянул на поляну, где все эти долгие годы жил исполинский медведь… на своей оперативной базе, откуда он время от времени делал вылазки и грабительские набеги, сея ужас и опустошение.

Здесь не было ни травы, ни подлеска: вытоптанная земля уже давно ничего не родила. Из-под основания каменной стены высотой в пять десятков футов выбивался родник и тек ручейком по поляне в форме наконечника стрелы. На их стороне ручья, одним боком к стене, стоял металлический куб высотой футов в девять. Закругленная его крыша напомнила Эдди вход на станцию подземки. Передняя стенка расписана диагональными полосами: желтая – черная, желтая – черная. Земля на поляне была не черной, как в лесу, а какого-то странного, вроде бы пыльного серого цвета. Земля, усыпанная костями… и тут Эдди понял, что серая эта почва – вовсе не земля, как он решил поначалу, а тоже кости, только такие древние, что они давно рассыпались в пыль. Прах к праху.

И в этой серой пыли что-то двигалось… какие-то штуки, которые, собственно, и издавали тот самый режущий ухо скрежет. Четыре… нет, пять штуковин. Какие-то небольшие металлические устройства, самое крупное – размером со щенка колли. Роботы, понял Эдди, или что-то на них похожее. Было у них кое-что общее, так что медведю, вне всяких сомнений, они служили только для одного… сверху у каждого быстро вертелось по крошечному радару.

«Еще вам, пожалуйста, “думалки-шапки”. Что же это за мир такой, Господи?!» – спросил себя Эдди.

Самое крупное из устройств напомнило Эдди игрушечный трактор, который ему подарили на день рождения, на шесть – или семь – лет. Оно деловито ползало по поляне, и его гусеницы поднимали крошечные облачка костяной пыли. Второе походило на крысу из нержавеющей стали. Третье – на змею из стальных сегментов; оно извивалось и горбилось в пыли. Они двигались, образуя неровный круг, на той стороне ручья. Ходили кругами по глубокой колее, за столько лет выдолбленной в земле. Эдди вспомнились карикатуры из номеров «Сэтедей Ивнинг Пост», которые мама зачем-то складывала в передней и не разрешала выбрасывать: обеспокоенные, нервно курящие мужики ходят туда-сюда по ковру, вытаптывая в ворсе лысые «дорожки», в ожидании, когда их женушки благополучно разрешатся от бремени.