Александра Лисина - Белые ночи

— Браво, Трис, — махнул издалека Шикс, вежливо раскланявшись. — Надеюсь, теперь мы можем спать спокойно и не ждать с ужасом новой стычки, из которой их обоих надо будет оттаскивать за уши.

Велих обменялся с отцом и братом многозначительным взглядом, а я с чистой совестью прибавила ходу, давая невезучим меригольдерам до конца прочувствовать свое новое положение, в котором им не только нельзя теперь спорить до хрипоты о всяких пустяках, но даже в морду друг другу больше не заедешь. Клятва, однако. Ее никак не обойдешь.

— Трис! — обиженно вскинулся Олер, но я уже была далеко, недосягаемая для его возмущения и гнева. Он хотел повернуться к столь же недовольному собрату, уже открыл было рот, чтобы просветить его насчет опрометчиво даваемых клятв, но вовремя вспомнил, что даже этого уже сделать не может, и со злости щедро сплюнул на обочину. — Вот же дратовы хугни! Догорожевы яшки! Врутни и равтуны! Кромощены дылбы!!..

Олав печально вздохнул.

— Да, брат. Как ни странно, но хотя бы в этом я с тобой полностью согласен…

Никаких сложностей это утро нам не принесло. В хорошем темпе караван преодолел несколько пологих спусков и подъемов вслед за петляющей дорогой, обогнул пару высоких холмов, с шумом продрался сквозь колючий кустарник, споро миновал несколько зеленых распадков и, едва солнце добралось к зениту, вышел аккурат на берег Изиры, синей лентой перечеркивающей слегка запущенный тракт.

Выполнив свою миссию по примирению вечных задир, я спокойно отъехала в сторонку и несколько часов вовсю наслаждалась одиночеством, даже не стремясь вступать в чужие разговоры. Собственно, и утренний-то спор был затеян мной лишь для того, чтобы взрывоопасная парочка с далекого севера не трепала всю дорогу мои нервы, чтобы не приходилось зажимать уши от их вечных воплей и не оглядываться в испуге, когда они по привычке схватятся за топоры. Поскольку результат был полностью достигнут (шумные драчуны вели себя на удивление прилично), я снова замкнулась в себе и лишь изредка перебрасывалась словами с кем-то из попутчиков.

Лех ехал молча. Ширра на глаза не показывался. Возницам и без того дел хватало, Олар и Олер все еще дулись за утренний спектакль, выразительно переглядываясь, но старательно делая вид, что в упор друг друга не замечают. Так сказать, чтобы не давать себе повода для ссор. А остальные, если и обсуждали их досадную промашку, то делали это как можно тише, вполголоса, похихикивая и незаметно перемигиваясь, чтобы не вызвать бурю накопившихся за утро эмоций в свою собственную сторону. Это, кстати говоря, было весьма чревато. Особенно тогда, когда спорить с другими им никто не запрещал.

Зита, как ни странно тоже притихла: крепко обняв сына, она сидела подле тестя и о чем-то напряженно размышляла, явно ища причину многочисленных ссадин на теле Луки и возможный источник его испорченной одежды. Сам мальчик упорно молчал о случившемся, был непривычно тих и послушен. Брегол по обыкновению принял это за признак уже известной забывчивости, но не мог понять, что именно произошло. Велих тоже терялся в догадках, потому что сын явно куда-то отлучался и не помнил куда, но отчего-то поутру оказался на месте, живой и здоровый, с ясными глазами и некрасивыми царапинами на руках.

Мне тоже было о чем поразмыслить, благо моего позднего возвращения в лагерь никто, кроме, пожалуй, Ширры, не видел. Да и в нем я не была уверена, потому что скорее чувствовала незримое присутствие оборотня неподалеку, чем увидела какой-то след. Так что можно считать, о нашей ночной встрече с мальчиком никто не был в курсе, даже Лех, потому что, когда я прокралась мимо него впотьмах, тот уже мирно дремал. Луку я незаметно вернула в повозку к матери, надеясь на то, что он тоже не вспомнит произошедшего. Потом завернулась в плащ и спокойно уснула.

А теперь нет-нет, да и ловила пристальные взгляды мальчика, в которых стояло оч-чень странное выражение: то ли вопрос, то ли сомнение, то ли испуг. Я никак не могла разобраться. Но подъезжать ближе и спрашивать было как-то неудобно. А вдруг он действительно ничего не помнит? Впрочем, это было бы только к лучшему.

До переправы, как я уже сказала, мы дошли примерно к полудню. Под палящими лучами солнца выбрались из благословенного тенька, с шумом и фырканьем добрались до лазурной ленты широкой реки. Привстали в стременах, приподнялись с облучков, непонимающе переглянулись и как-то разом опустили руки: кажется, Восточный тракт решил подбросить своим гостям очередную неприятность.

Когда-то на этом месте возвышался добротный и справный мост, по которому легко могли разминуться две широкие телеги, не задев друг друга даже краем. Теперь же вместо мощных опор чернели лишь обугленные балки. От ладного деревянного настила остались только отдельные доски, а все остальное, что составляло некогда надежную переправу, выгорело дотла. И, похоже, совсем недавно: с неделю назад, не больше.

Я с неудовольствием воззрилась на неожиданную преграду. Та-а-к, и что теперь? Куда податься бедным путникам? Коней распрягать и на руках переносить товары на ту сторону? Раздеваться и залезать в бурную протоку по грудь, а то и по самое горло, рискуя быть унесенным сильным течением? Крылья отращивать? Заново мост настилать?

— Брод искать надо, — бесстрастным голосом заметил Брегол, изучая порушенный мост. — Яжек, спустись, посмотри глубину.

— Да чего ее глядеть-то? — буркнул парнишка, послушно слезая с коня и стягивая с себя кольчугу. — Даже отсюда видно, что придется плыть. Шагов десять вперед пройду, а там течением начнет сносить. Сколько той глубины-то останется…

Тем не менее, он все-таки сбросил сапоги, снял куртку и рубаху, закатал штаны до колен и, вырезав себе тонкий прут из близстоящего орешника, бесстрашно вошел в воду. Довольно уверенно прошел десяток локтей, погрузился в воду почти по грудь, ткнул по убегающему дну прутом, пытаясь определить, насколько впереди глубоко, чуть качнулся… а потом ухнул в бурные волны с головой. Правда, тут же вынырнул, отплевываясь и отфыркиваясь, а затем уверенно повернул к берегу, но все равно выбрался на сушу гораздо ниже по течению и, шумно отряхнувшись, мрачно известил:

— Я ж говорил: тут только плыть.

— Плохо, — нахмурился купец.

— Делимся? — деловито предложил Шинкс, подъезжая ближе.

— Придется. Бери северян и дуй вверх по течению. Яжек, Веррит и Рогвос пойдут ниже. Остальные ждут здесь и готовятся к переправе.

Воины согласно кивнули и споро разделились.

Я нерешительно оглянулась: а мне как быть? Остаться со всеми и терпеливо ждать исхода? Помогать с вещами? Объясняться с Лехом, который уже выбрался из повозки и целеустремленно хромал в мою сторону? Терпеливо сносить нескончаемую говорильню Зиты и попутно пытаться понять, сколько из ночных событий помнит Лука? Ждать закономерных расспросов Брегола? Сидеть в стороне?