Gita Ogg - Чаша терзаний

— Я сам не знаю. С того самого вечера я так часто стал думать о тебе, что сам себя боялся. Представляешь, я даже был уверен, что ты навела на меня чары или подлила мне что-то. Я ведь и противоядие пил, а однажды даже попросил Дамблдора помочь мне избавиться от этого, правда, не признался, кого подозреваю.

— Ты параноик, Снейп, — я ласково провела рукой по его груди.

— Вот-вот, он тогда сказал мне то же самое.

— Но я всё равно люблю тебя.

— И за это я готов простить тебе всё что угодно.

— Что, например?

— Например, что ты позволяла себе так дерзко со мной разговаривать.

— Я не считаю себя виноватой. И поделом тебе. Тем более что я никогда не позволяла себе этого на людях, ты же, напротив, пытался, чтобы нас окружало как можно больше ушей.

Он задумался.

— А ты знаешь, ты ведь права. Значит, это я виноват?

— Конечно ты, — я запустила руки ему в волосы и взлохматила их.

Он внимательно посмотрел на меня и сказал,

— Но я ведь люблю тебя.

— И за это я готова простить тебе, что угодно!

Впервые я увидела, как он смеётся.

— Скажи, как у тебя это получается? Всегда, когда мы о чём-то спорим, я неизменно остаюсь побеждённым.

Я улыбнулась и пожала плечами.

— Зато во всём остальном победитель — ты.

— И хочу им оставаться, — прошептал он, покрывая меня новыми поцелуями.

Прошло несколько месяцев с тех самых пор, как мы поселились в небольшом гостиничном номере. Северус каждый день уходил куда-то, а я оставалась и просто ждала его. Я не требовала никаких объяснений. Я всё еще боялась, что моё тихое счастье может оказаться ненастоящим.

Возвращаясь ко мне, он каждый раз приносил «Прорицатель», и мы вместе садились его читать. Северус не ошибся, Гарри действительно справился сам. И теперь наш мир собирал себя по кусочкам. Газета рассказывала нам о том, как началось восстановление школы, как проходили суды над Упивающимися. Многие из них снова избежали кары, но теперь это было уже неважно. Журналисты неистово возмущались, что Гарри наотрез отказался давать какие-либо интервью.

Однажды, вместо обычной газеты, Северус принёс свежий номер «Придиры». На самой первой странице была небольшая статья без колдографий и привычных журналистских приёмов, где Гарри заявлял о том, что он будет хранить вечную память о двух людях, без которых никогда бы не справился со всем, что случилось, это был Дамблдор и…

— Северус, это же твоё имя! — воскликнула я.

Он не ответил. Я перевела на него взгляд и увидела, что он смотрит в окно. Он выглядел ужасно измотанным и как будто немного постаревшим. Я подошла к нему и ласково обняла. Он улыбнулся.

— Ты уверен, — тихо начала я. — Что не хочешь вернуться?

— Не знаю, — сказал он. — Может быть, когда-нибудь…

Мы некоторое время наблюдали, как по стеклу бегут капли осеннего дождя, потом он повернулся ко мне и сказал,

— А ведь совсем не это я хотел тебе показать сегодня, — и добавил. — Собирайся, мы уходим отсюда.

Собирать было нечего, поэтому я просто дала ему руку и кивнула. Мы трансгрессировали.

Когда мы появились в конечной точке своего путешествия, я посмотрела вокруг и подумала, что сплю,

— Северус, как это? — зачаровано сказала я.

Моему взору предстала узкая тропинка, которая упиралась в маленький двухэтажный домик, за домиком переливалась и искрилась водная гладь, и звёзды отражались от её поверхности.

— Это же та самая картина, — сказала я.

— Присмотрись, — подсказал он.

Я вгляделась получше. Нет, это была не моя картина, хотя всё было очень похоже. Но здесь кроме дома был небольшой лесок, а далеко за озером светила огнями деревушка. Я не могла отвести глаз от всего этого великолепия.

— Это и есть то, чем я занимался последнее время, — сказал Северус. — Я искал наш дом.

Я сжала его руку, потом быстро отпустила и побежала вперёд по тропинке. Распахнув настежь дверь, я влетела в комнату, моя голова пошла кругом и я остановилась, не смея ступить больше и шага. Здесь было всё абсолютно также: и столик, и маленький чайник на плите, и камин, и большая медвежья шкура.

— Проходи, теперь это и твой дом, — послышался от дверей голос Северуса. — Не бойся, он настоящий.

Я бросилась в его объятия.

— Ты даже не представляешь, Северус, что ты сделал для меня! — воскликнула я. — Это же была моя мечта!

Он улыбнулся и убрал волосы с моего лица,

— Я знал, что тебе понравится.

Я взбежала на второй этаж и огляделась, Северус последовал за мной. На кровати я заметила платье нежно-голубого цвета. Я застыла.

— Оно точно такое…

— Да, такое же, как было на тебе на том Святочном бале. Завтра вечером ты наденешь его, и я буду танцевать с тобой столько, сколько ты пожелаешь.

Я осторожно взяла платье и прижала его к себе, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться.

— Я ведь порвала его, — почти неслышно произнесла я и печально улыбнулась. — А Лили превратила несколько лоскутов в бабочек. Они жили в нашей комнате до весны, а потом мы вместе выпустили их.

Он подошёл и погладил меня по спине.

— Прости меня за то, что я сказал тебе тогда.

— Я уже давно простила, — я положила платье и повернулась к нему. — Я знала, что ты сказал это не мне. Тебе было больно, и ты вылил свою боль на первого, кто подвернулся.

— Как тебе удаётся? — он заглянул мне в глаза. — Видеть то, в чём я часто сам боюсь себе признаться?

— Это очень просто, Северус, за меня видит моя любовь к тебе.

Он обнял меня.

— Я обещаю, что тоже научусь этому, — сказал он.

— Ты уже научился, — улыбнулась я.

Ночь близилась к завершению. Мы пили чай, сидя на крыльце дома. Северус смотрел перед собой и о чём-то размышлял, а я потихоньку наблюдала за ним. Первый раз за всю мою жизнь, мне не нужно было лгать даже самой себе. Только сейчас я поняла, что значит прикоснуться к мечте. Раньше я думала, что моя единственная мечта — мой собственный дом, но это было ложью, ещё я думала, что справлюсь сама, и это тоже было ложью. За долгие годы одиночества и отчаяния, я научилась противостоять физической боли и убедила себя, что этого достаточно — снова ложь. Теперь я поняла, насколько прав был Том, когда сказал, что я не смогла бы выжить одна. Я ничего не смогла бы одна. Он всегда был рядом, мой Северус, даже когда был далеко, даже когда ненавидел меня, даже когда я была ему безразлична. Только благодаря ему я выжила и справилась со всем, и даже Чаша не дала мне того, что дал мне он.

Видимо, почувствовав мой взгляд, он повернулся.

— Тебя что-то тревожит? — спросила я.

— Я не хотел спрашивать, но это не даёт мне покоя. Как всё-таки случилось, что Воландеморт ничего не мог сделать тебе?

Я посмотрела в чашку и пожала плечами,