Amargo - Хороший ученик

— Чудаков? — переспросил я. — Раскаяние, по–твоему, чудачество?

— Ну, если ты встал на путь, то должен идти по нему до конца. Каким бы он ни был — и путь, и конец.

Я молчал. Нельзя сказать, что слова Тао меня удивили — она с детства была бескомпромиссной и несгибаемой, осознав к настоящему времени все недостатки этих качеств, но не собираясь ничего в себе менять. Однако я никогда не слышал, чтобы к движениям души она относилась как к слабости, над которой можно смеяться.

Тао смотрела на меня с подозрением.

— Почему ты затих?

— Мне не понравилось то, что ты сейчас сказала, — ответил я. — Искреннее раскаяние убийцы — не чудачество и не слабость. Ты слишком много общаешься со своими африканскими коллегами. У них совсем другие представления о подобных вещах, уж поверь.

— Верю, конечно, — Тао деланно вздохнула. — У тебя в общении с африканцами больший опыт. Да и относился ты к ними отнюдь не как к коллегам.

Я не хотел ругаться.

— Крестражи, Тао. Ты поделишься чем‑нибудь еще?

— Ладно, может, я и правда перегнула палку. — Тао пошла на попятный. — Что касается якорей, они исчезают при разрушении носителей, и обычно маг это чувствует. Вообще магия, связанная с духовными сущностями — дело довольно мрачное. Тем более рассечение собственной души. Это всегда деградация к неразумному, к идеальному порядку начала миров.

Я видел, как зажглись ее глаза — Тао оказалась в своей стихии. О деградациях, началах и мирах она могла рассуждать бесконечно.

— Согласно теории, душа при такой операции деградирует, и с каждым рассечением ее энергии становятся все примитивнее. Сколько якорей было у мага, о котором ты говоришь?

— Семь, — ответил я. Тао недоверчиво улыбнулась.

— Семь? Это случайно не тот псих, который орудовал здесь лет двадцать назад?

— Двадцать пять.

— Ну двадцать пять… Семь якорей! — Тао была в восторге. — И ты считаешь, что он мог восстановиться за четверть века? Пап, это несерьезно. Ему столетия понадобятся.

Я ничего не ответил.

— Погоди, — сказала Тао, нахмурившись. — Вот я глупая, — она покачала головой. — У тебя ведь что‑то есть, да? Ты бы не стал затевать это просто чтобы поболтать, даже на такую тему. Тем более Кан… а мама знает?

— Я тебе кое‑что покажу. — Встав из‑за стола, я зашел в комнату, вытащил из ящика стола сложенный лист плотной бумаги и положил его перед Тао. — Подумай вот над этим.

Тао осторожно развернула его и в изумлении раскрыла рот.

— С ума сойти! — воскликнула она. — Это Кан нарисовал? Мама ему все рассказала?

— Ничего она не рассказывала. Но даже если он каким‑то образом узнал, суть не в этом. Не в вас.

— Да, пожалуй, — протянула Тао и постучала пальцем по фигурке, которая на рисунке Кана изображала меня. — А это что за штуковины?

— Следы старого заклинания. Кан не мог их увидеть.

— Слушай, — сказала Тао, — давай ты мне все расскажешь. Я не понимаю, причем тут крестражи, маг этот твой, Кан, щупальца… Если, конечно, ты хочешь, чтобы я сама обо всем догадалась, то оставь рисунок до утра, и я над ним подумаю, но все же я бы предпочла выспаться, а завтра посмотреть какие‑нибудь достопримечательности… и Мадими! Я совершенно о ней забыла! Где твоя змеюка? Как она?

— В Лондоне. С ней все в порядке. Конечно, я тебе расскажу… сколько смогу.

Тао пожала плечами:

— Это как всегда.

— То, что ты назвала щупальцами, — я кивнул на рисунок, — следы старого заклинания, которое я получил, когда учился здесь в школе. Это чары связи, разновидность так называемых чар Протея, правда, очень сильно измененная. Заклинание наложил тот самый маг с семью якорями, Том Риддл. — Я засучил рукав свитера и показал выцветшую Метку. — Вот.

Тао была впечатлена.

— А я всегда считала, что это обыкновенная татушка… — проговорила она. — Круто. Круто. И что дальше?

— Дальше Риддл захватил власть, но ненадолго, — продолжил я. — Его крестражи были уничтожены, сам он убит. Кан нарисовал чары Метки, но он о них ничего не знал и, конечно, не мог увидеть.

— Вообще у него же бывают… ну, вроде как прозрения, — робко сказала Тао.

— Вот именно, — недовольно ответил я. — Неизвестно еще, что это за прозрения такие. В любом случае, заклинание невозможно увидеть невооруженным глазом. Чары Метки я наблюдал лишь однажды, через патронуса; знаю, что они смутно видны в Темные Очки, или если выпить специальные зелья, но в данном случае все эти варианты отпадают. К тому же, на мне полно следов от самых разных заклятий, а он нарисовал только Метку.

Какое‑то время Тао смотрела на меня с неподдельным изумлением, а потом покачала головой.

— Почему ты нам раньше об этом не рассказывал? — спросила она. — Это же так интересно! Мы всегда считали, что это у мамы была бурная юность, а тут такое выясняется…

— Ничего бурного в моей юности нет, — возразил я. — И я вам рассказывал про Хогвартс.

Тао начала улыбаться.

— Да, всякие смешные байки. Только в них ничего не было про психованных террористов, которые накладывали на тебя чары. — Помолчав, она спросила:

— Это ты его убил?

— Нет, не я. Но у него вполне могут быть ко мне претензии.

— К одному тебе?

— Поэтому я и спрашивал о якорях, о том, что с ними происходит, насколько они разумны…

— Нет, нет! — воскликнула Тао. — Если крестраж разрушен, энергия рассеивается! Якорь не способен существовать автономно. Так что даже не думай — их больше нет. Да и то, что осталось от его души, не сможет никого себе подчинить! Это примитивный клочок энергии, вроде одноклеточного или даже вируса, и он не может удаляться от места, где похоронено тело.

— Ты говорила, что это гипотеза, — напомнил я. Тао поджала губы.

— Неважно. Все равно его душа настолько повреждена, что не осознает себя еще очень много лет. Веков. А что касается этого, — Тао свернула рисунок и передала его мне, — ты нашел самое неправдоподобное объяснение из всех возможных. О нас Кан мог узнать в интернате или в одном из своих снов, а о тебе… вдруг ты однажды положил где‑нибудь Темные Очки, и он тебя в них увидел?

Я не стал объяснять, что для того, чтобы увидеть Метку в Темные Очки, их надо настроить. Остатки чар были очень слабыми, едва заметными, и очки в обычном режиме работы их не фиксировали. "Разумные" объяснения Тао меня не убедили, а информации о крестражах оказалось разочаровывающе мало. Мы перешли к другим, более приятным темам, начав обсуждать завтрашний план прогулок по Лондону и Соединенному Королевству, но вечер только начинался, и мне хотелось верить, что до отъезда Тао я успею узнать что‑нибудь еще.

Десять ночей назад меня разбудил телефонный звонок. Громкий мелодичный перелив приглушала лежащая на телефоне подушка, но я не заставил себя долго ждать. Вытащив трубку и щурясь от голубоватого света экрана, я нажал на кнопку и увидел перед собой бесстрастное лицо Мэй.