Артем Тихомиров - Чрезвычайный и полномочный

– Неправда. Я – энт.

– Блин…

– Я услышал, что ты шумишь, и пришел.

– Ну, ты и тормоз! Только сейчас до тебя дошло? Вообще, правильно, все энты – тормоза!..

Колль обдумывал ее слова, почесывая голову, поросшую молодыми зелеными веточками. Мох был ему бородой и рос островками, явно нуждаясь в парикмахере.

– Мы не тормоза. Мы – энты.

– Я и говорю!

Дискуссия зашла в тупик. Собеседники по разные стороны двери пытались собраться с мыслями. Первой собралась не являвшаяся энтом Офигильда.

– Ты что, мой охранник?

– Да. Колль охранник.

– Кто тебя сюда поставил?

– Дрянелла.

Вопрос и ответ разделяла довольно большая пауза, и королева просто выходила из себя. Куда легче было долбиться в дверь.

– С этим разобрались. А теперь – выпусти меня! – Офигильда уперла руки в бока.

Энт разглядывал ее через окошечко.

– Выпустить тебя?

– Не попугайничай. Если я приказываю, значит, ты должен подчиняться!

– Почему? Я ведь подчиняюсь Дрянелле. – Почесываясь – жуки-древоточцы не давали бедняге покоя, – Колль издавал отчаянный скрежет и скрип. Иной раз тональность была такой, что у Офигильды принимались ныть зубы.

– Ты не можешь подчиняться Дрянелле.

– Почему?

– Сам посуди, дружок. Я – супруга короля Пнилла, который правит Диккарией. Согласен?

– Ага, – ответил Колль.

Мозги у него, какие бы они там ни были, скрипели ничуть не тише. В жизни бедолаге не приходилось так напрягаться.

– А мы находимся в Диккарии…

Это был почти вопрос. Офигильда не знала точно.

– Да.

– Вот видишь! Значит, раз мой супруг сейчас отсутствует, ты обязан подчиняться мне. Я – твоя королева, а не какая-то вонючая старушенция. Отрицать не будешь?

– Нет.

Энт все больше нервничал. Оно и понятно. Призрак колдуньи, которая призвала его сюда для тяжелой и непонятной работы, висел над головой живого бревна. Сам Колль не понимал до сих пор, что происходит. Жуткий провинциал, он никогда даже не слышал о Рыгус-Кроке.

– Значит, выпусти меня. Если не выпустишь, то признаешь, что все энты – тупые пеньки ушастые. Тормоза. Все ими вертят, как хотят. Слабаки. Понял?

– Но… колдунья не велела. Сказала, что разрубит на части и спалит в печи, – пожаловался Колль.

Офигильда сунула физиономию в окошечко.

– А ты знаешь, что я сделаю с тобой? Никогда не слышал о свирепости Офигильды Топорище? Твое счастье! А Офигильда Топорище, ставшая королевой… у-у-у! У тебя, сынок, могут быть такие проблемы…

Прошло пять минут. Офигильда кусала ногти.

– Что же делать? – спросил Колль.

Великанша зарычала. Перспектива начинать заново ее, мягко говоря, расстраивала.

– Открой немедленно!

– Не могу…

– Тьфу! Если откроешь, обещаю, я защищу тебя от колдуньи и всех остальных. Дай только разобраться с этой катавасией! Я дам твоему народу свободу, процветание или еще чего там захотите… Вас чуть не истребили? Тогда попрошу мужа выдать энтам вечную охранную грамоту! Думай быстрее, Колль. Чует мое сердце, что наверху творятся-таки дела…

Колль думал, думал и думал, и все сильнее запутывался в фактах, логике, желаниях и мотивации.

– Ну? – спросил Черныш, глядя в сгущавшемся сумраке на господина.

Тот сидел и с кислой миной жевал кусочек корня выворотень-травы.

– Вроде бы помогает. Только слегка мутит, – признался виконт.

– А снадобье полностью излечит вас, я уверен…

Талиесин не ответил.

Морская болезнь отступила, и теперь он мог ясно смотреть на мир, видеть то, чего не видел раньше, чувствовать адекватное течение времени.

Драккары шли на веслах уже часов пять. Пнилл придерживался прежнего курса, на северо-восток, и гнал как сумасшедший. Гребцы периодически сменялись и работали так, словно за ними неслась стая морских драконов.

Однообразные пейзажи виконту быстро приелись, но он не стал бы отрицать, что они красивы, более того – оказывают потрясающее эстетическое действие на разум.

Но тревогу Талиесин не мог не чувствовать. Чем дальше забирались драккары, тем тень, висящая над этими землями, становилась гуще.

И вот уже небо заволокло тучами, что нависли, казалось, прямо над тяжелыми волнами. И горы превратились в молчаливые массы камня, похожие на сидящих великанов.

Завернутый в шерстяной плащ, Талиесин дрожал от страха. Теперь ему его жизнь в Тиндарии, сытая, исполненная благодати, сексуальных приключений и удовольствий, казалась нереальной и иллюзорной. Была ли она вообще? А может, только этот ужас и есть его единственная реальность?

Скрипели уключины, шумел ветер, плескали волны.

Талиесин всматривался в силуэты молчаливых мрачных берегов и старался не думать о чудовищах, но они лезли ему в голову.

«Не быть мне героем, господа. Я тут единственный, кто уж точно не приспособлен для морских военных походов. Даже Черныш, паразит, получает от этого удовольствие, а я?.. Слабак! Интересно, что бы сказала Ойла? Как там она?»

От внезапного выброса сентиментальности у виконта защипало в носу.

Он хотел только одного: прижать к себе возлюбленную и…

На носах и бортах драккаров варвары запалили большие смолистые факелы.

– Что они делают? – спросил Талиесин шепотом у дроу.

– Пытаются получить ответ. Селения стоят либо на берегу, либо рядом, в зависимости от рельефа местности, – объяснил слуга. – Если есть кто живой в деревушке, они отзовутся…

У виконта по спине пробежал табун исключительно крупных мурашек.

На нос «Страдальца Фига», где стоял, подобно статуе божества, Бородульф, взобрался дружинник с бычьи рогом наперевес. И задул в него. Звук, глубокий и хриплый, полетел во влажном ночном воздухе. Эхом отразился от прибрежных скал и ушел в небо, раскатываясь, словно незримая скатерть.

Талиесин поднялся со скамьи.

Драккары замедлили ход. Гребцы прекратили работу. Все смотрели на берег. Где-то там должно быть селение.

Отзовутся? Остался кто-нибудь живой?

Следом за «Страдальцем Фигом» позвал «Увалень», потом и «Чесотка». Ждали. Боевые рога искали выживших, но их не было. Грендель прошел по этим землям, собирая свой урожай. В общем-то, Талиесин, ставший почти закоренелым пессимистом, ничего другого не ждал.

Поплыли дальше. Варвары не разговаривали. Те, кто не занимался греблей, были при оружии. Все, что было в наличии на драккарах, перекочевало в крепкие жилистые руки. Отсветы факелов падали на лица воинов, вызывая у Талиесина холодную дрожь. Вот уже не думал он, что когда-нибудь испытает такие чувства. Сейчас почему-то вовсе не хотелось смеяться над былинным героизмом, которым так щедро пропитаны сказания и мифы…

Брр!

И еще – почему-то хотелось присоединиться вот к этим здоровенным вонючим дуболомам, которые не знают даже, сколько будет дважды два и явно путают правое и левое.