Кейт Лаумер - Затерявшийся в мирах

— Не беспокойся, мы поможем тебе добраться туда, — успокоил его Пинчкрафт.

— А выбраться оттуда? — поинтересовался Лафайет.

— Всему свое время, — ответил Флимберт. — Ну, пошли, приятель, пора собирать тебя в дорогу. Ты должен к вечеру проникнуть в замок Стеклянное Дерево.

По узкому коридоу Спронройл провел Лафайета к двустворчатой двери, за которой оказался крошечный балкончик. На долину, расстилавшуюся перед ними, опускался вечер.

— Так, Длинный, не забудь, что с ковром надо обращаться осторожно, — объяснял сотрудник из отдела обслуживания заказчиков.

Он развернул перед ним синий прямоугольник размером шесть на восемь футов, который ничем не отличался от обычного ковра.

— Все схемы настроены на твои излучения, так что никто не украдет у тебя этот ковер. Он управляется голосом, поэтому думай, что ты говоришь. И не забывай, что поручней нет — будь особенно осторожен на виражах. В ковер, конечно, вмонтирована система управления по крену, но если ты невнимателен… В общем, помни, что парашюта у тебя нет.

— Вы меня успокоили, — сказал Лафайет, расправляя складки плаща-невидимки и стараясь справиться с неприятным сосущим чувством под ложечкой. — Со всеми этими приборами, которые я получил от Пинчкрафта, у меня маневренности не больше, чем у баржи с мусором.

— Сказать по правде, для него — это идеальная возможность испытать в эксплуатационных условиях все эти диковинные приборы, над которыми он с ребятами работал долгими зимними ночами. Взять, к примеру, его чихательный генератор: наше начальство не разрешило бы испытать его даже на добровольцах! А плоскоход: прекрасная идея, но если он не будет работать — фьють! Пропал наш изобретатель со своей лабораторией.

— Еще несколько подробностей — и я откажусь лететь, — предупредил О’Лири. — Лучше укажите мне нужное направление, прежде чем здравый смысл возьмет верх над моим инстинктом совершать ошибки.

— Лети на запад, Длинный. Стеклянное Дерево нельзя пропустить.

— Если бы ты знал, сколько я в своей жизни пропустил! — сказал Лафайет. — Кстати, на будущее: меня зовут вовсе не Длинный, а Лафайет О’Лири.

— Неужели? Подумать только! Впрочем, это неважно. Да, кстати, не забудь повернуть рычажок на аппарате скрытого наблюдения, прежде чем ты положишь его в карман к интересующему нас лицу.

— Ну что ж, — сказал Лафайет, усаживаясь по-турецки на ковре. — Поехали.

Он закрыл глаза и стал мысленно повторять координаты, полученные полчаса назад от Флимберта. Густой ворс на ковре под ним стал мелко вибрировать. Затем ковер зашевелился, дернулся и натянулся. У Лафайета возникло непроизвольное желание схватиться за что-нибудь, но усилием воли он заставил себя остаться на месте и расслабиться.

— Представь, будто ты мешок картошки, — повторил он, чувствуя, как у него по спине струится пот. — Большой джутовый мешок картошки из Айдахо…

Покачивание и рывки усилились; поднявшийся ветер дул ему в лицо, трепал волосы и срывал с плеч плащ.

— Ну же, поднимайся, пока этот умник Флимберт не сообразил, что я их надул, — прошептал О’Лири.

Никаких изменений. Ветер все так же обдувал его, ковер казался неподвижным.

— Великолепно! — воскликнул Лафайет. — Я мог бы с самого начала догадаться, что из этой затеи ничего не получится.

Он открыл глаза и увидел над собой бескрайнее синее небо. Затем он оглянулся…

Где-то далеко внизу на крошечном балкончике, прилепившемся к громадному утесу, стояла крошечная фигурка и махала ему вслед платком. Лафайет заставил себя взглянуть вниз на стремительно проносящуюся под ним зеленую равнину и снова зажмурился.

— Мама миа, — простонал он. — А вдруг меня укачает? Ведь я не захватил с собой даже бумажного пакета.

Замок, известный под названием Стеклянное Дерево, возник на западе, словно звезда на горной вершине. В лучах заходящего солнца от его многочисленных хрустальных шпилей исходило радужное сияние. Стеклянное Дерево, все из высоких сверкающих башен, ослепительных минаретов и позолоченных шпилей, находилось на самой высокой вершине горной гряды.

— Ну что ж, плащ, делай свое дело, — прошептал Лафайет, расправляя вокруг себя складки так, чтобы плащ покрывал большую часть ковра.

Спронройл уверял его, что у принца Крупкина нет средств противовоздушной обороны, но О’Лири на всякий случай пригнулся пониже, чтобы не представлять собой удобной мишени. Ковер начал снижаться к быстро приближающемуся дворцу.

Когда до него оставалось около полумили, Лафайет приказал ковру убавить скорость. Если какие-то изменения и произошли, он их не почувствовал. С ужасающей быстротой на него неслась самая высокая башня, сверкающая и переливающаяся на солнце…

В последний момент ковер затормозил, сделал крутой вираж — при этом оцепеневший от страха Лафайет чуть не свалился вниз — и облетел вокруг башни.

— Точь-в-точь как мешок с картошкой, — пролепетал О’Лири. — Кто-нибудь там, наверху, помоги мне выбраться из этой переделки целым и невредимым, и я буду регулярно платить церковную десятину…

Ковер остановился и повис, покачиваясь в воздухе, у высокого окна с балкончиком в мавританском стиле.

— Отлично! Вперед, тихий ход, — скомандовал Лафайет.

Ковер вплотную подлетел к полупрозрачной, отшлифованной стене. Когда он коснулся хрустальных перил, Лафайет осторожно протянул руку и схватился за них. Пока он перелезал на балкон, ковер под ним покачивался и прогибался, а потом, сразу став намного легче, начал уплывать, слегка колеблемый ветерком. О’Лири схватил его за угол, подтащил к себе и, свернув, поставил в угол балкона.

— Подожди здесь, пока я вернусь, — прошептал он.

Расправив под плащом вышитую рубашку, полученную от Спронройла, Лафайет вытащил из ножен, усыпанных драгоценными камнями, шпагу и нажал кнопку, которая была вделана в головку эфеса.

— Бабочка, я Лепешка, — зашептал он. — Добрался до места благополучно.

— Отлично, — раздался скрипучий голос из радиопередатчика, вмонтированного в эфес шпаги. — Теперь войди внутрь и направляйся в королевские покои. Они находятся на одиннадцатом этаже главной башни. Будь осторожен: не выдай себя, разбив по пути вазу или отдавив кому-нибудь ногу.

— Спасибо за совет, — ответил О’Лири. — А я-то собирался отправиться в покои принца, распевая песни и играя на гавайской гитаре.

Лафайет нажал на ручку двери — и очутился в неярко освещенной комнате, устланной мягким ковром и украшенной серебристо-розовыми портьерами. Против балкона стояла кровать под серебристо-розовым балдахином. С розового потолка, на котором резвились серебряные купидоны, свисала люстра с хрустальными подвесками, мелодично звенящими от порывов ветерка из открытого окна. Лафайет направился было к широкой белой двери в противоположном конце комнаты, но остановился, услышав голоса за ней.