Клайв Льюис - Серебряное кресло

Угри оказались превосходными, и дети дважды просили добавки. Сначала квакль-бродякль просто не поверил, что им действительно понравилось, а когда они всё съели, он сдался, но заметил, что у них, вероятно, расстроится желудок. «Что кваклю пища, человеку – яд…» – бормотал он. Потом они попили чаю из консервных банок (как рабочие, которые чинят дорогу), а Хмур неоднократно прикладывался к пузатой тёмной бутылке. Угостил он и детей, но им напиток не понравился.

Остальная часть дня прошла в приготовлениях. Хмур, самый большой из всех, сказал, что он понесёт три одеяла, а внутрь засунет ветчину. Джил должна была нести оставшихся угрей, сухари, галеты и кремень с огнивом. Юстэс – оба плаща. Кроме того, он взял лук похуже (стрелять он научился тогда, в плавании), Хмур – лук получше, хотя и сказал, что из-за ветра, сырости, плохого освещения и замёрзших пальцев они вряд ли во что-нибудь попадут. У него и у Юстэса были мечи, а у Джил только нож. Она начала было спорить, но квакль потёр руки, приговаривая: «А-а, вот оно!.. Так, так… начинается…» – и дети тут же замолчали.

Все трое рано легли. На этот раз Юстэс и Джил действительно спали плохо, потому что Хмур, сказав: «Лучше бы как следует поспать, хотя я не думаю, что это нам удастся», разразился таким храпом, что, уснув наконец, Джил видела во сне машины, укатывающие асфальт, водопады и поезда, проносящиеся сквозь туннель.

На следующее утро, часов в девять, три путника переходили реку по камням и мелководью. Это был неглубокий, шумный поток, и даже Джил промочила ноги только до колен, когда они выбрались на северный берег. Ярдов через сто дорога стала круче, и путники вышли на поросший вереском склон, довольно пологий, но всё же со скалистыми уступами.

– Наверное, надо идти туда, – сказал Юстэс, указывая на запад, куда по неглубокому ущелью спускался поток. Но квакль покачал головой.

– Почти все великаны живут вдоль этого ущелья, – объяснил он. – Можно сказать, ущелье у них – главная улица. Пойдемте прямо, хотя тут и круто.

Они нашли место, где можно было взобраться на самый верх, и вскоре стояли там, тяжело дыша. Бросив прощальный взгляд на равнину, где лежала Нарния, они повернули на север. Поросшая вереском пустошь расстилалась перед ними, насколько хватает глаз. Слева виднелись камни, и Джил старалась туда не смотреть, опасаясь, что это – край великаньих владений.

Земля под ногами приятно пружинила, светило бледное солнце. Когда они зашли подальше, стало ещё пустынней, над головой кричали птицы, иногда пролетал ястреб. Часа через два они сделали привал у ручья. Джил почувствовала, что приключения ей нравятся, и сказала об этом.

– У нас их ещё не было, – ответил ей квакль.

Путь после привала – как школа после каникул или поезд после пересадки – непременно становится другим. Когда они пошли снова, Джил заметила, что скалистая полоска к ним ближе, а сами скалы – острее и выше, совсем как башенки, и очень смешные.

«Наверное, – подумала она, – истории о великанах пошли от этих скал. Если идти здесь в сумерках, легко вообразить, что груда камней – это великан. Да вот хотя бы эта. Такая глыба вполне сошла бы за голову. Для обычного тела великовата, а для великана – в самый раз. Вереск и птичьи гнёзда сошли бы за волосы и бороду, эти штуки с боков – совсем как уши. Конечно, огромные, но у великанов они не меньше, чем у слонов. О-о-ой!..»

Кровь у нее похолодела. Камень двинулся. Это был настоящий великан. Она видела, как он повернул голову, и даже успела заметить глуповатое, толстощёкое лицо. Кругом были великаны, а не камни, штук сорок-пятьдесят, и все рядом. Ногами они упирались в дно ущелья, локти положили на край, совсем как люди, как лентяи, скажем, отдыхающие у изгороди погожим утром после завтрака.

– Шагайте прямо, – прошептал Хмур, тоже заметивший их. – И не бегите! Сейчас они погонятся за нами.

И они продолжали путь, делая вид, что не замечают великанов. Так бывает, когда идешь мимо дома, где живет злая собака; нет, великаны куда хуже! Их было очень много. Они не казались ни злыми, ни добрыми, ни даже любопытными, словно бы и не видели путников.

Вдруг что-то тяжёлое пронеслось в воздухе, и огромный булыжник упал, расколовшись шагах в двадцати перед ними. И тут же – ещё один шагах в двадцати сзади.

– Они в нас кидают? – спросил Юстэс.

– Нет, – ответил Хмур. – Уж лучше бы в нас. Они метят вон в ту груду камней и, конечно, мажут. Меткостью они никогда не отличались, но забавляются так каждое погожее утро. Другие игры им не подходят, слишком сложны.

Идти было очень страшно. Казалось, цепь великанов никогда не кончится, не кончится и глупая игра. Камни теперь падали совсем близко. Да и одни эти лица и голоса испугали бы кого угодно. Джил старалась на них не смотреть.

Вскоре великаны затеяли ссору. Бросать камни они перестали, зато кричали и ругались длинными, бессмысленными словами. Они бесновались, трещали, прыгали (каждый прыжок сотрясал землю, как взрыв) и били друг друга по голове огромными каменными молотками, но черепа у них были такие твёрдые, что молотки отскакивали. То и дело кто-нибудь гулко стонал и дул на ушибленные пальцы. Через час все великаны, изрядно покалечив друг друга, сели и стали плакать. Теперь головы оказались за краем ущелья, их уже не было видно, но Джил слышала стоны и всхлипывания, даже когда великаны остались далеко позади.

В ту ночь бивуак разбили на голом вересковом поле. Хмур показал детям, как нужно расстелить одеяла, чтобы сохранить тепло, и посоветовал им лечь спина к спине. Но было всё равно и холодно, и очень жёстко. Ещё он сказал, что они почувствуют себя лучше, если представят себе, насколько холоднее будет дальше, на севере. Но и это их не слишком согрело.

Они шли через Этинсмур много дней, стараясь пореже есть ветчину и питаясь птицами (конечно, не говорящими), которых удавалось подстрелить (Джил завидовала Юстэсу, ведь он научился стрелять у самого короля Каспиана). Воды хватало, здесь текло много ручьёв. Джил часто думала: когда читаешь, что люди питались только дичью, не знаешь, как трудно и неприятно ощипывать мёртвую птицу и как от этого мёрзнут пальцы. К счастью, великанов больше не встретили. Нет, один им повстречался, но захохотал и потопал по своим делам.

Дней через десять пейзаж изменился. Подойдя, наконец, к северному краю равнины, путники увидели длинный крутой спуск в другую землю, еще мрачней этой. Внизу виднелись камни, а за ними – высокие горы, мрачные пропасти, каменистые долины и ущелья, столь глубокие и узкие, что взгляд не достигал дна. Конечно, именно Хмур указал на снежные вершины.