Вера Школьникова - Стрела на излете

Наместник прекрасно знал, какие слухи ходили про его новое увлечение, но не придавал им особого значения. Пусть думают, что хотят, хуже, чем есть, не будет. Он для местных жителей и так чудовище бездушное, подумаешь, малолетку в дом взял - не съел ведь живьем без соли, и на том спасибо! А находка оказалась прелюбопытная. Медноволосая дикарка заворожила его. В девочке не было и намека на милую неуклюжесть, свойственную маленьким детям и двухмесячным щенкам. Тонкая кость, стремительные, но точные движения, мягкий бархатный голос - было трудно поверить, что этот ребенок вышел из материнской утробы, был младенцем, учился ходить и говорить, как все обычные дети. Казалось, что она была создана богами такой, как есть, в один единственный миг совершенного творения.

Лита, сама того не сознавая, подарила ему то, чего все еще молодому, но разочаровавшемуся чиновнику отчаянно не хватало в холодом и враждебном Суэрсене - интерес к жизни. Отвечая на вопросы девочки, слушая ее рассуждения, в чем-то по-детски наивные, а в другом неожиданно глубокие, он волей-неволей смотрел на мир ее глазами. И мир, давно выцветший и постылый, оживал, наполнялся красками и смыслом. Вот уже восемь лет он существовал, но не жил, а за последние месяцы, медленно, осторожно, каплю за каплей, как драгоценное лекарство, смаковал давно забытый вкус радости. И даже Суэрсен, ненавистная провинция, кладбище его честолюбивых надежд, порой казался вполне терпимым, а страх, что ему придется остаться здесь навсегда, уже не так беспощадно пережимал горло.

Девочка знала и любила эту землю. Как только потеплело и подсохла весенняя распутица, у них установился новый распорядок дня. С утра она занималась сама, по книгам, потом, после завтрака, он приходил в библиотеку, где для Литы поставили маленький стол, но она все равно предпочитала подоконник. Проверял урок, отвечал на вопросы, а потом они отправлялись на прогулку. Первое время он сажал ее к себе на седло, но вскоре выделил девочке мохнатую лошадку, местной неприхотливой породы. Низкорослые, заросшие шерстью животные больше походили на помесь пони с овцой, чем на благородных лошадей, но для местных условий подходили лучше всего. Сам он, соблюдая никому не нужные церемонии, мучался с вороным кавднийцем. Зимой несчастному жеребцу было холодно, летом его заедала мошкара, весной и осенью длинные тонкие ноги вязли в липкой грязи, но наместник упорно отказывался менять красавца-скакуна на мохноногого уродца с приплюснутой мордой.

А Лита со своей рыжей, в масть хозяйке, лошадкой, словно срослась в одно целое, как только первый раз оказалась в седле. Она даже поводьями не пользовалась, просто говорила лошади в ухо, куда поворачивать. Лита показала наместнику места, о которых он не имел ни малейшего представления, хотя и прожил здесь уже восемь лет. Она находила удивительное в привычном, там, где ему бы и в голову не пришло искать. Каждый раз что-то новое: то скрытая в чаще полянка с изумрудным, мягким мхом и россыпью матовых коричневых грибных шляпок, то лисята, играющие у входа в нору под вывернутым корнем, то шелковая сетка паутины, усыпанная искрами-жемчужинами, затянувшая тропинку. Он перестал охотиться. Дичь к столу поставлял лесничий, а просто так убивать зверье расхотелось. Незаметно поубавилось злости, пропала и нужда ее срывать.

Горы Лита знала не хуже, чем лес - и когда только успела изучить? - еще одна загадка. Но именно она показала ему изумительной красоты небольшую пещеру, спрятавшуюся за стеной водопада. Оттуда открывался вид на стену падающей воды, такой, что дух захватывало, и все свои беды казались ничтожными перед величием Творца, хоть Геслер и не был особо религиозен, ликование охватывало душу - как прекрасно быть частью мира, где существует такая совершенная красота! Сверкающая в солнечных лучах завеса воды переливалась через скалу, с грохотом падала на первую каменную ступень, разбивалась на мириады крошечных капель, окутывала выступ облаком пара, снова собиралась в стремительный поток и все повторялось, и так восемь раз, до самого низа, где разбегалась на протоки горная река.

Потом он не раз приходил сюда один, оставлял коня в пещере, проходил по узкому карнизу к самому краю, так близко, что насквозь промокал плащ, и липли на лоб волосы, но волшебное, очищающее душу чувство принадлежности к замыслу Творца больше не приходило, и вдоволь надышавшись влажным паром, он возвращался назад. Лита больше не предлагала съездить на водопад, она вообще не любила возвращаться на знакомые места, предпочитая каждый раз что-то новое, а про пещеру и вовсе сказала, что больше туда никогда не пойдет, потому что там грустно, хоть и красиво.

Но сегодняшнюю прогулку пришлось отменить. Как Геслер и предполагал, передышка оказалась недолгой. Кто-то там, наверху, в небесной канцелярии, сильно невзлюбил несчастного представителя Короны в Суэрсене. Настолько, что не поленился начать войну с Кавдном, чтобы досадить бедолаге. Должно быть, Лаар, хоть Геслер и недоумевал, чем мог прогневать грозного, но великодушного бога битв и сражений.

Взмыленный курьер принес новые приказы его величества: увеличивается военный налог, повышается зерновой, дополнительный набор рекрутов - этот указ Геслер выполнит с удовольствием, чем меньше смутьянов останется в провинции, тем лучше, пусть король их сам потом вешает. Но где он возьмет зерно, если своего хлеба даже до весны не хватает, кормятся от милости королевы? И откуда взять деньги, выработку на рудниках приказано увеличить вдвое, а продавать ни руду, ни орудия нельзя, все уйдет на новые бомбарды. Шахтеры и без того неделями не видят солнечного света, а что теперь? Не цепями же их приковывать! Столько оков во всем Суэрсене не найдется, придется по соседям одалживаться. Но на этот раз король не потерпит проволочек, война предстоит серьезная, это вам не увеселительная прогулка в Ландию. У Геслера заболела шея, он словно наяву ощутил прикосновение холодного металла и тряхнул головой, отгоняя страшное виденье. Он начнет с рудников.

Старший горный мастер, как и ожидалось, только устало развел руками - на бурное возмущение у него уже не было сил:

- Господин наместник, ну не маг я, колдовать не умею. Люди и так из последних сил выбиваются. Такую выработку даже каторжники не дают.

- Это приказ короля.

Зная, что терять ни ему, ни шахтерам уже нечего, мастер огрызнулся напоследок:

- Его величество небось, кайло в жизни в руках не держал. Денек в шахте бы поработал, так знал бы, какие нормы спрашивать.

Геслер ядовито заметил:

- Если бы вы соблаговолили поставить в забоях те машины, что я предлагал еще два года назад, шахтеры бы не выбивались из сил! Но вы же тогда хором вопили, что боги прогневаются, что столетиями без новшеств обходились и дальше справляться будете, что нечего деньги на бесполезные железки тратить, когда люди с голоду мрут.