Майкл Муркок - Город в осенних звездах

— Вижу Африку! — Сент-Одран сам заулыбался своей же шутке. — Вот там, смотрите!

Посмотрел только Клостергейм.

В дуновении ветра ощущалось странное какое-то упорство. Он ни слабел, но и не нарастал, не кружился, скажем, вихрем, не был ни порывистым, ни вялым. Никогда прежде не доводилось мне встретить такой постоянный, такой ровный ветер. Ни на море, ни на суше. Его словно бы нагнетала какая — то машина. Я поглядел на компас. Что-то сбивало его, ибо стрелка никак не могла успокоиться и металась туда-сюда. Свет упал на стекло — яркий блик едва ли не ослепил меня. Когда я вновь развернулся лицом в кабину, фигуры шевалье и двоих наших нежданных-негаданных пассажиров предстали мне размытыми тенями. Гондола опять покачнулась, и смазанные очертания вновь обрели четкость и плотность: все словно бы вдруг встало в фокус, и гости наши, закутанные в свои черные плащи, обратились вновь в твердые телесные силуэты, застывшие на фоне позолоченного борта гондолы. Сент-Одран волком лютым глядел на эту мрачную пару. Он шепнул мне:

— Клостергейм объяснился уже?

Я мотнул головой. Гондола теперь раскачивалась в постоянном ритме степенный маятник неких исполинских часов. — Вы ничего не желаете нам сообщить, герр Клостергейм? — язвительно осведомился шевалье.

Клостергейм задумался. Если даже он и уловил скрытый смысл вопроса, то ничем этого не показал.

— Пока нет.

— Часом, не вы ли, сударь, снабдили нас газом?

Мой мрачный бессмертный качнул головою и вперил взгляд в небо. Сент-Одран пожал плечами, достал из коробки карту и, аккуратно расправив ее на полу, принялся вычислять расстояние, которое мы успели уже покрыть. Мы летели со скоростью около двадцати миль в час; стрелка манометра неизменно удерживалась на отметке 19,7. Нас относило на юг. И уже скоро, сообщил Сент-Одран, мы должны пролететь над Италией, потом над странами Средиземного моря, ну а дальше уже, — тут шевалье одарил меня диким восторженным взглядом, — мы окажемся над африканским континентом. Он, очевидно, решил вообще игнорировать наших непрошеных пассажиров. Мы с ним говорили в полголоса между собою, строя догадки насчет причин, что побудили их присоединиться к нам на борту корабля. Я даже высказал предположение, что, может быть, это они и убили ландграфиню и пытаются — с нашей помощью убежать от майора Вохтмата. при этом решился я произвести небольшой опыт, чтобы проверить свою догадку.

— Клостергейм, — обратился я к нему, — а вы знаете, что фон Бреснворт убил свою тетку?

Он осторожно ответил, кривя свои бледные губы:

— Нет, я не знал. Но теперь я понимаю, почему он так рвался уехать из города, когда я его видел в последний раз. И, разумеется, Монсорбье также отбыл вместе со всеми. Не по этой ли самой причине столько солдат заявилось в мои катакомбы? Да, я полагаю, так оно и есть.

— Вы знаете Монсорбье? — Кажется, у меня возникали новые затруднения.

— Его братство имело какие-то деловые сношения с Бреснвортом. Речь даже шла о сотрудничестве. Однако методы их и цели оказались слишком несхожими. Монсорбье останавливался у фон Бреснворта.

Отсутствие республиканца в назначенном месте теперь объяснилось. Он знал, что меня захватили люди барона, и, полагая меня уже мертвым, не стал утруждать себя и подниматься чуть свет, дабы явиться в договоренный час к Причалу Руна. Однако, — если только мои первоначальные представления о характере Монсорбье не были перевернуты с ног на голову, — он просто не мог принимать участия ни в похищении нашем, ни в убийстве ландграфини. Быть может, разочаровавшись в фон Бреснворте как в союзнике (и, кстати, союзнике в чем?), он вернулся во Францию?

— А в какой именно области намеревались они сотрудничать? — спросил я Клостергейма, натягивая теплые рукавицы. При этом я про себя отметил, что сам он не одел даже перчаток, хотя его руки, не отпускавшие веревку, явно замерзли не меньше моих.

— Они лишь обсуждали возможный союз. — Голос его был как всегда невыразителен и монотонен.

— Но есть же какая — то причина, для чего им вообще был нужен подобный союз?

— Причина одна: предсказанное Единение. — Похоже, Клостергейм несколько изумился моей непонятливости. — К каковому стремится всякое братство. Мы должны объединить наши силы, поделиться друг с другом знаниями, преодолеть разногласия и уничтожить соперничество. Это необходимо.

— Ученые, оккультисты, алхимики? Церковники? Иудеи? Мусульмане? Они все стремятся к объединению? Зачем оно им?

— Но вы должны это знать. — Клостергейм облизал губу, уставился себе под ноги, потом вновь поднял взгляд на меня.

В глазах его появилось какое-то ищущее выражение. Он поглядел на спутника своего, но тот промолчал. — В ходе многих веков изысканий различные оккультные братства… и каждое — независимо от других… пришли к пониманию того, что бывают такие редкие случаи, когда звезды на небе выстраиваются в определенном порядке, и тогда невидимая человеку вселенная пересекается с видимой. Таким образом, для посвященных адептов, — и не только для них, — стало возможным пересекать черту, отделяющую одну реальность от другой. Подобная конфигурация звезд — явление весьма редкое.

Раз в тысячу лет. Раз в две тысячи. С данною согласованностью светил и миров совпадают определенные события, происходящие во всех соприкасающихся между собою мирах, когда границы смываются и происходит установление новых реальностей… иной раз сие объясняется тем, что один мир, сокрытый от всех других при обычных условиях, проступает в реальность соседнего мира и начинает оказывать на него влияние.

— Так вот почему эти алхимики съехались на свое сборище, верно? — спросил Сент-Одран. — Я что-то такое припоминаю… барон упомянул о каком-то астральном событии.

— Будущее нашего мира может быть предопределено, — продолжал Клостергейм, едва ли не в возбуждении, — по крайней мере, на ближайшее тысячелетие вперед. Станут ли преобладать машины?

Или мы будем жить в мире, где Человек придет наконец в соответствие со своею природой?

— Как я понимаю, вы сами склоняетесь к точке зрения старомодной? — поинтересовался я.

— Я в данном вопросе нейтрален.

— Насколько я знаю, алхимики в большинстве своем — ярые противники механической философии Ньютона, Аркрайта и Тома Пейна, — высказался Сент-Одран. — Но тогда мне тем более непонятно, зачем было кому-то из них снабжать нас… — он указал рукой вверх, — …вот этим газом!

Клостергейм отвернулся.

— Говорят, что период этот является временем накопления силы, — рассуждал я вслух. — Многие вещи решаются в периоды астрального соответствия: какая, к примеру, тенденция станет преобладать в дальнейшем развитии мира. Не это ли вы обещали мне, Клостергейм, когда сулили мне во владение целое Царство?