Майкл Муркок - Город в осенних звездах

Клостергейм снял шляпу, провел пальцем по внутренней ее тесьме и принялся безо всякого энтузиазма разглядывать палец свой, на котором собрался пот. Он не сказал нам ни слова о том, чей это дом, кто хозяин его. Мы с Сент-Одраном пребывали в полном неведении, и лишь герцогиня, похоже, кое — что знала на этот счет. Мы расселись.

— Уютная комнатка, — проговорил Сент-Одран, нарушая неловкое наше молчание. — Когда вы здесь были в последний раз, ваша милость? В этом городе? — Несколько лет назад, — отозвалась герцогиня. — Добраться сюда не так просто, как вам могло показаться. — Она пожала плечами. — По крайней уж мере, здесь я могу оставаться женщиной и не обряжаться мужчиной, что всегда меня раздражало.

Тут появился ливрейный лакей в парике, заплетенном в косицу, и налил нам по бокалу охлажденного лимонада.

— Мой хозяин приносит свои извинения. Он немного задерживается внизу. — Говорил он с явственным иностранным акцентом, может быть, померанским. Черты лица его, крупные, по-юношески энергичные, гармонировали с широким, тяжеловатым лбом и большими руками. Весь облик его создавал впечатление, что его лишь недавно забрали с фермы. Впрочем, вышколен он был прекрасно, и ливрея, сидевшая как влитая на его мускулистом теле, весьма даже шла ему. Либусса вопрошающе поглядела на Клостергейма, движением руки выражая свое нетерпение. Клостергейм погладил пальцами воздух, как будто тем самым имел в виду успокоить герцогиню. Я поднялся, чтобы получше рассмотреть икону на белой стене: триптих, под которым теплились две лампады, работы явно византийской, хотя я и не сумел распознать школу и стиль. На одной створке триптиха изображен был юноша с золотым кубком в левой руке, на другой — дева, воздевшая правую руку с мечом. Лица обоих повернуты были внутрь, к центру триптиха, где фигура с телом женщины, но головою юноши устремлялась с мечом и кубком навстречу громадному зверю, похожему с виду на волка, с горящими золотыми глазами и алого цвета клыками. На заднем плане центральной панели по обеим сторонам от рвущейся в бой фигуры изображены были две крепости, две твердыни на вершинах двух одинаковых абсолютно холмов: одна золотая, другая черная. А в небесах над ними пылали бок о бок два солнца. Алое солнце, точно такое же, как и на левой створке триптиха, и белое, как на правой. Икона эта весьма меня озадачила. Чем-то она меня зацепила, хотя я никак не мог вспомнить легенду, сцены из которой, как очевидно, представлены были на этом странном триптихе. Я все еще изучал его, когда за спиной у меня раздался грудной зычный голос:

— Прошу прощения, друзья мои. Мне пришлось задержаться. Хотите выпить со мной чаю?

Повернувшись, увидел я крупного белобрысого господина в свободной рубахе с аляповатою вышивкой на манер украинской.

Его красные шелковые шаровары заправлены были в красные кожаные сапоги; в левой руке он держал изогнутую пенковую трубку. Густую бороду его обрамляла по краю седина, длинные волосы ниспадали на плечи. В голубых его глазах — искренних и дружелюбные — мерцал отблеск того же холодного света, что переполнял глаза Клостергейма. И первым делом он обратился к этому мертвенно бледному отставному жрецу Люцифера:

— Стало быть, вы преуспели в своих начинаниях, дружище. Спасибо большое за извещение. — Он немного понизил голос, словно бы выражая тем самым свою симпатию. Потом Клостергейм представил ему Либуссу, Сент-Одрана и меня.

— Ваша милость, — склонился он над рукою моей герцогини. — Какая честь моему дому. Согласно желанию вашему6 собрание было созвано. Сам я имею честь предложить вниманию вашему свои скромные опыты. Горю нетерпением узнать ваше мнение.

Потом ладонь моя утонула в большой его теплой руке. Я также был расцелован в обе щеки.

— Душевно рад видеть вас у себя. — Он сказал это так, словно давно уже ждал меня в гости. Тот же приветственный ритуал повторился и с Сент-Одраном, но с добавлением:

— Надеюсь, сударь, за обедом вы объясните мне поподробнее принципы воздухоплавания.

— С удовольствием, сударь, — расплылся в улыбке Сент-Одран. — С превеликой охотою, сударь. Вы, стало быть, человек ученый?

— В некотором роде. Я, сударь, можно даже сказать, источник всех огорчений почтенного нашего общества. Зовут меня… о чем Клостергейм, как видно, запамятовал… князь Мирослав Михайлович Коромко.

— Вы из Южной России, сударь? — полюбопытствовал я.

— Кузен мой был гетманом Запорожской Сечи. Служил государыне Екатерине. Полагал сие высочайшею честью.

Остальные же запорожцы, как оказалось, были иного мнения на этот счет! — Смех его прозвучал искренне и открыто. — Вы, сударь, знаете Россию?

— Санкт-Петербург. Немного — Москву. Также мне довелось побывать и в Татарии, и в Сибири. Но эти же регионы здесь у вас в Миттельмархе, к сожалению, абсолютно мне неизвестны.

— Мне тоже, сударь. Ни разу там не был. Я и сам тоже не уроженец здешнего царства реальности, просто в погоне за достижениями своего ремесла — ли искусства, как его еще называют — я пересек границу между мирами и поселился здесь, не один уже год назад. Ибо алхимию практиковать всего лучше здесь, в Миттельмархе, или, по крайности, я в свое время так думал.

— И вы никогда не стремились вернуться назад? — поинтересовался Сент-Одран, собирая уже информацию, каковая могла бы ему пригодиться при подготовке возможного бегства.

— Мне просто не позволяли, сударь. — Мирослав Михайлович опустил очи долу и, подступив к Клостергейму, провел рукой по груди его и плечам. Тот поморщился и отстранился, не сделав при том никакого видимого движения, точно как кошка. — Вот он, вольный бродяга, который блуждает туда и сюда по желанию, легко и беспечно, как птичка. — При этом он подмигнул мне, однако же было ясно, что он питал искреннюю привязанность к этому капитану в отставке люциферова войска. — Я оплатил свой проезд только в один конец.

Клостергейм же, не востребованный ни Небесами, ни Адом, возможно, единственный из всех нас, кому знакомы оба мира.

Но они уже скоро сольются и станут едины, верно, герр Иоганнес? Очень скоро, если только все наши планы осуществятся?

— Что?! — изумился Сент-Одран. — Так вот вы что замышляете?! Убрать все барьеры? Чтобы Миттельмарх слился с нашим миром? А что Земля… масса ее увеличится вдвое? А объем? И что тогда станет с другими планетами и светилами?

— Все это принято во внимание, — утешил его русский князь. — На самом деле, сударь, сие слияние двух миров — это не более чем элементарный фокус по сравнению с главною нашею целью.

— Да ну?

— Князь Мирослав, — рассмеялась Либусса, — вы здесь так привыкли к свободному обращению, что рискуете пострадать из-за собственной опрометчивости!