Людмила Горбенко - Вооружен и очень удачлив

Рядышком тихо икнул Третий и смущенно признался:

— Вот это да… Никогда не думал, что они так жили…

Самый нижний уровень оказался пещерой, крытой прозрачным куполом в виде пирамиды. Над вершиной кособоко притулилась какая-то воронкообразная конструкция. Заглянув внутрь и обнаружив отсутствие расплющенных капсул и иных тревожных признаков опасности, я установил на приборной панели режим парения и осторожно вылез на хрупкий купол.

Открывшееся мне зрелище было поистине жутким.

Вдоль гладких стен были расставлены длинные узкие ящики. В них бок о бок, как фасолины в стручке, лежали гномы. То, что они мертвы, я понял не сразу, очень уж сюрреалистичной показалась картинка, впору заподозрить подвох. Но прошло пять минут… десять… а тела по-прежнему покоились в деревянных саркофагах, не издавая ни звука и не шевеля ни одним мускулом.

Отчего-то это зрелище навеяло на меня глухую тоску. Я даже забыл, зачем, собственно, сюда явился.

«Глаза» сами напомнили о себе. Здесь они тоже оказались пленниками, причем приковали их так хитро, что в сферу обзора маленьких камер попадали лишь пустые стены и пара ящиков с гномьим инструментом, аккуратно поставленным в углу. Если в Разломе я еще сомневался, то сейчас стало ясно: загвоздка именно в гномах. Кто-то очень не хочет, чтобы тела обнаружили. Вот только кто?

Медленно скользя по гладкому покрытию купола, я вернулся в капсулу.

— Живой! — обрадовался толстяк.

— Пятый… — шепнул куратор и для верности слегка поскребся в свой микрофон. — Что там?.. Мне на экране не видно… Имей совесть…

— Можете говорить громче, товарищ куратор, — успокоил я. — Подслушивать некому. Здесь около… минутку, прикину. Десять… пятнадцать… тридцать… помножим на четыре… — около ста сорока гномьих тел. Судя по положению и позам, уложены в саркофаги еще при жизни и добровольно умерщвлены.

— Как это? — испугался Третий.

— А вот так. «Глаза» прикованы по схеме, аналогичной той, что мы видели в Разломе. Разница лишь в том, что в Разломе «глаза» принудительно отвернули от россыпи неведомых минералов, а под станцией им запретили смотреть на гномьи тела. Что прикажете? Освободить камеры? Глянуть на других станциях?

— Возвращайтесь к замку, — задумчиво сказал куратор. — Раз пошли такие странные дела, то лучше отправить разведгруппу. Как будете на месте, сигнализируйте. Я вызову техников, они починят капсулу. До чего же вы у меня бесхозяйственные, ребята… Много добра растеряли?

— Одну дубликат-болванку и пяток бутылей отравленного винца точно посеяли, — признался я.

— Оно и к лучшему! — оптимистично откликнулся куратор. — Авось та скотина, что в Разломе наставила ловушек и над невинными приборами поиздевалась, глоток-другой отхлебнет! Не сдохнет, так животом помается! Больше ничего?

— Да так… — небрежно начал я, на всякий случай отодвигая наушник. — Кажется, наш Ниацин тоже вывалился. Случайно.

Звук, раздавшийся в эфире, показал, насколько я оказался предусмотрительным. Куратор не просто орал. Он издавал такие звуки, что я на миг даже заподозрил, что вместо моего курирующего администратора микрофон попал в лапы страшного существа, которое убивает все живое криком. По крайней мере, Третий уже начал подавать признаки предсмертной агонии, конвульсивно подергиваясь всем телом.

— Уже летим! — пообещал я, не особо надеясь быть услышанным. — Я знаю, как обойти воздушные потоки! Мы мигом! Аптекарь даже не проснется, клянусь!

Рассказ о том, как я крался мимо опасных невидимых «прессов», способны оценить только профессиональные гимнасты.

Только риск оказался напрасным.

В Разломе по-прежнему бились в плену несчастные «глаза», за спинами которых таинственно сияли торчащие из глубины голубые кристаллы. Ниацина же на том месте, где я его оставил, не было.

— Вот и подменили наследничка… — выдавил из себя Третий. — Вот и заполучили шарманку с коробочкой… Нет, ну до чего шустрый аптекарь, а! Сбегает и сбегает, даже не выходя из анабиоза! И кто теперь будет отпирать эту проклятую сокровищницу?

— Товарищ куратор! — осторожно начал я, картинно опуская голову. — Хоть убейте, но я не…

Неведомо как залетевшее в капсулу пушистое куриное перышко плавно опустилось мне на нос, легонько щекоча кожу. Почти как ангельское. В черепной коробке моментально зашевелилась шальная мыслишка. А не махнуть ли на всю эту работу? Спасти первого попавшегося невинного смертного, дождаться предложения от Положительных, да и уйти в ангелы, а? Вот сейчас куратор размажет меня, как последний кусок сами знаете чего, и…

Эфир задрожал от горестного вздоха.

— База, — робко напомнил о нашем существовании Третий. — Так нам сейчас куда?

— Товарищи полевой работник пятого ранга индивидуальный инвентарный номер 437/138-5 и полевой работник третьего ранга индивидуальный инвентарный номер 576/654-3? — уточнил куратор абсолютно лишенным эмоций голосом.

— Ну да.

— Слушайте приказ: возвращайтесь в замок. Капсулу оставить на крыше до прибытия техников — это первое. До получения новых сведений никаких действий по отношению к смертным не предпринимать — второе. Все ясно?

— Да, но…

— Если вы не поняли, повторяю: капсулу оставить на крыше до прибытия техников — это первое. До получения…

— Да поняли мы все! — прошипел Третий, легонько пристукивая кулаком по приборной панели. — Что с вами, товарищ куратор? Сбой в мозговой системе?

— Отличччно, — бесстрастно ответили в наушнике. — В таком случае прошу экипаж выполнить следующие действия: пристегнуть привязные ремни — это первое. Привести мотор транспортного средства в рабочее состояние, для чего следует вставить ключ зажигания в специально для этого предназначенное отверстие, имеющее форму замковой прорези и располагающееся…

— У-у-ух!!! — зарычал Третий. — Да знаем мы, как это делается! Знаем! — И повернулся ко мне: — Слушай, а он случайно не издевается?

— Приятного полета! — ласково сообщил наушник, и в эфир понеслась протяжная мелодия.

— Пляски какие-то… — растерянно откинулся на спинку толстяк, вертя в руках так и не застегнутый ремень безопасности.

— Гимн Организации, — поправил я.

— Никогда раньше не слышал! — удивился Третий.

— А вот мне как-то довелось… — сквозь зубы процедил я.

— Правда? Ну ты и везунок! А по какому поводу?

По правде говоря, гимн в тот раз исполнялся по случаю внезапной кончины предыдущего главы нашего филиала, но, взглянув на обескураженное выражение глаз лучшего друга, я не решился озвучить истину. Неестественно улыбнувшись, я сказал, что музыка, скорее всего, исполняется по случаю очередного профессионального праздника. И был вознагражден: Третий тут же с воодушевлением принялся поливать грязью тех, кто нахально смеет отдыхать, пока «некоторые рискуют жизнями».